Год Иова

Он дотронулся до макушки, куда она поцеловала его, и поднёс пальцы к носу, чтобы почувствовать запах духов, который всегда оставался после её поцелуев. Он делал это не задумываясь, по привычке. Он был сердит на неё. Это не было беспечное любопытство. Ни мать, ни отец не понимали его. Они были слишком заняты, слишком озабочены. Отважными улыбками Сьюзан смогла скрыть от них, каково ей было на самом деле. Джуит знал, каково ей было. Он проводил с ней больше времени, чем родители. У него было время на то, чтобы уделять ей внимание.

Сьюзан всё продолжали и продолжали лечить. Она устала от этого и озлобилась от отчаяния. Нога её едва ли стала действовать лучше. Однажды он заметил, как она плакала. Слёзы её были горькими. Он не сказал ей, что видел. Ей с большим трудом удавалось казаться полной сил и надежды. Он знает, что она плачет, но говорить ей об этом с его стороны было бы жестоко. Однако, он знал, что это ничего не изменит. Он был уверен, что если ему разрешат поехать в больницу вместе с ней, он сможет ей помочь. Его мать и отец не понимали, как тяжело Сьюзан восстанавливать здоровье в одиночестве. Он это понимал. Он думал, что подло оставлять её там одну, когда он может помочь.

Он пошёл на кухню, таща за собой стул по голубому линолеуму, встал на стул и достал с буфетной полки светло-коричневый горшок для печенья. На нём были нарисованы жёлтые калифорнийские маки. Он поставил горшок на полку и поднял крышку. На дне лежал маленький свёрток из вощёной бумаги. Он развернул его. Там было шесть ветхих однодолларовых бумажек Должно быть, он ошибся. Он слез со стула и разложил бумажки на столе. Он не ошибся. Ни одна из купюр не была пятёркой или десяткой. Магдалины была седой, полногрудой и грузной. Когда она переваливалась по дому, её лодыжки выбухали над краями поношенных сандалий. Каждые вторник и пятницу она приходила рано утром и целый день подметала, пылесосила, мыла пол, посуду и окна, наводила глянец на мебель. Кроме того, по вторникам она включала стиральную машину, развешивала выстиранное бельё на верёвке на улице, а когда бельё высыхало, она приносила его в дом, гладила, аккуратно складывала и убирала в шкаф. Оно пахло крахмалом и солнцем. По пятницам она готовила обед. И за всё это ей платили три доллара в день. Он завернул деньги в вощёную бумагу и бросил свёрток на дно горшка. Он закрыл его крышкой, снова забрался на стул, поставил горшок обратно на полку и закрыл дверцу буфета.

Он хотел взять монетки, чтобы доехать до больницы на автобусе. Он никогда ещё не ездил один в автобусе, но знал, где находится больница и знал, где нужно попросить водителя остановиться. Он не мог взять денег Магдалины. Даже если бы убедил себя в том, что только одалживает. Софистика, как сказала бы ему мама. Ты не можешь ничего одолжить, если никогда не сможешь отдать. Он поставил стул на место и вышел из дома через заднее крыльцо, чтобы не встретить на лестнице Магдалину, которая, поднимаясь по ней, всегда тяжело дышит и отдувается. Она отругает его за то, что он опаздывает в школу. Сквозь живую изгородь и неподстриженные ветви деревьев позади дома он пробрался на улицу. Хотел бы он сейчас спуститься с холма на велосипеде. Но велосипеда у него не было. И он отправился в больницу пешком.

Путь предстоял долгий. Он боялся, что придёт слишком поздно, когда занятия Сьюзан уже закончатся, и отец приедет за ней на «модели А» из юридической конторы, чтобы забрать домой. Всякий раз, проходя мимо витрин магазинов, он смотрел на часы, которые висели внутри. Через какое-то время он увидел больницу. Её белое многоэтажное здание возвышалось на холме. В окнах его отражалось солнце. Теперь больница уже не казалась такой далёкой. Ноги его устали, но он заставлял их идти быстрее по незнакомым улицам мимо лачуг за покосившимися заборами. Это был мексиканский квартал. Должно быть, где-то здесь и дом Магдалины. Навстречу ему выбежала собака. Она залаяла, и он, до смерти напуганный, застыл на месте. Собака только понюхала его ботинки и брюки. Она не попыталась его укусить и пропустила его.

Больница была огромной. Он растерялся. Он рассказал о своей сестре и её больной ноге круглолицей женщине в накрахмаленном белом халате. Он поднялся на лифте. Старики с перекошенными лицами и на костылях и дети в инвалидных колясках шли в зал лечебной физкультуры. Он пошёл вслед за ними. Здесь было как в школе, где работала его мать. Правда здесь никто не играл в баскетбол, как в спортзале для старшеклассников, где он как-то раз был с отцом. Здесь были одни калеки.

Большинство из них было в пижамах, ночных рубашках и тапочках. Всех поддерживали санитарки и молодые люди в белых халатах и белых брюках. Откуда-то доносились крики и всплески. Значит, здесь есть и бассейн. Маленький рост мешал ему разглядеть что-либо среди калек. Ясное дело, что Сьюзан лишилась терпения. Одна калеки кругом. Он стал проталкиваться среди людей и искать Сьюзан. Он увидел её в самом конце зала.