Год испытаний

— Анна, — сказала она. — Я только что была у Хэнкоков. Их сын Свитин умер, а Либ очень плоха. Я знаю, вы дружили раньше. Если хочешь, иди к ней, а я пока посижу здесь.

Наш разлад с Либ очень мучил меня, и мне хотелось с ней помириться. Когда я добралась до фермы, моя подруга уже не могла разговаривать. Я сидела у ее постели и гладила ее лицо, мысленно заклиная ее очнуться, чтобы я смогла сказать ей последние слова. Но даже этого мне было не дано.

Наконец поздно вечером я вернулась в дом Мастонов, чтобы сменить миссис Момпелльон. Поднялась метель, подул сильный ветер, проникавший в каждую щель старого дома. Я развела огонь и накрыла детей всем, чем могла.

Метель прекратилась так же внезапно, как и началась. Ветер утих, и во время этого затишья умер младенец. Салли продержалась до следующего дня, умерла она на закате. Я обмыла ее худенькое тело, надела на нее чистое белье и оставила ее лежать одну — Миллстоун заберет ее, когда у него будет время.

Я поплелась домой почти в темноте, остановившись по пути лишь для того, чтобы бросить сена своим овцам. Я так устала, что не стала ничего себе готовить. Вместо этого я положила оставшуюся часть опия в кружку, залила водой и, добавив меда, понесла ее в постель. В ту ночь мне снились горы, которые дышали, как спящие животные, а потом я перенеслась на крылатой лошади через переливавшуюся всеми цветами радуги пустыню, покрытую золотистым стеклом, и полетела над полями из мерцающих звезд.

И опять я проснулась утром, чувствуя себя прекрасно отдохнувшей. Но потом вспомнила, что у меня больше не осталось этого чудесного средства, которое помогает забыться. И вдруг подумала о домике Мем Гауди. Наверняка там есть головки мака, а может быть, даже готовые настойки или такой же опий, какой я стащила у миссис Момпелльон. Я решила сходить туда и проверить.

Снег поблескивал на наветренной стороне скал и деревьев. Мои куры сбились в кучку в углу сада, их перья распушились от холода. Я взяла сена и подложила в ботинки, чтобы во время долгого пути не отморозить ноги. Небо было низким, темно-серым, в любую минуту мог начаться снегопад. Я шла по замерзшей траве, стараясь обходить грязь. Когда идти оставалось совсем немного, я вдруг заметила, что в знакомом пейзаже чего-то не хватает. В это время дня черный маслянистый дым из кузницы Ричарда Толбота должен бы уже подниматься в небо. Но горн стоял холодным, и из дома Толботов не доносилось ни звука. С тяжелым сердцем я направилась по тропинке к дому кузнеца.

Дверь мне открыла Кейт Толбот. Она была беременна своим первенцем, который должен был появиться на свет на Масленицу. Как я и ожидала, в доме стоял запах гнилых яблок. К нему примешивался еще и запах горелого, портящегося мяса. Ричард Толбот, самый сильный мужчина в нашей деревне, лежал на кровати и хныкал, как ребенок. Кожа у него в паху была сожжена дочерна. На ней отчетливо виднелся глубокий след от ожога.

Кейт заметила, что я смотрю на его ужасную рану.

— Он потребовал, чтобы я сделала это, — сказала она шепотом. — Два дня назад он упросил меня раздуть меха и раскалить кочергу докрасна. Я не смогла прижечь нарыв, как он просил. Тогда он вырвал кочергу из моих рук и сделал все сам. Он думал, если сжечь нарыв, то болезнь пройдет. Но ему стало только хуже.

Я пробормотала какие-то пустые слова утешения, зная, что, скоро Ричард Толбот умрет, если не от чумы, то от заражения крови. В комнате был страшный холод. Кейт сказала, что у нее так сильно болит спина, что она может носить только по одному бревну зараз, и печка прогорела. Я пошла за дровами и, когда вернулась, увидела, как Кейт, склонившись над Ричардом, пытается прикрыть от меня лежащий рядом с его раной небольшой треугольник пергаментной бумаги. Это был колдовской заговор. На бумажке было написано:

АБРАКАДАБРА

  БРАКАДАБР

   РАКАДАБ

    АКАДА

     КАД

       А

— Кейт Толбот! — укоризненно сказала я. — Неужели ты веришь в эти глупости? — На ее глазах появились слезы. — Не плачь, — сказала я, уже пожалев о своей резкости и обнимая ее. — Я знаю, что ты прибегла к этому колдовству просто потому, что не знаешь, что еще сделать.

— Ох, Анна, — разрыдалась она. — Я и сама не верю в это, но я купила этот заговор, потому что то, во что я истинно верю, не помогает. Молитвы не приносят облегчения, и дьявол нашептывает мне: «Если Бог не помогает, может, я помогу».

Сначала она не хотела говорить мне, где раздобыла этот клочок бумаги, так как шарлатанка, которая выманила у нее шиллинг, сказала, что на нее обрушится смертное проклятие, если она об этом кому-нибудь расскажет. Но я настаивала, и наконец она, всхлипнув, произнесла:

— Нет, Анна, все-таки это волшебство. Этот заговор я получила от привидения Анис Гауди.

— Какая чушь! — выпалила я. Но она побелела, как снег за окном, и я осторожно спросила: — Почему ты так решила?

— Прошлой ночью, когда я пошла за дровами, до меня донесся сквозь шум ветра ее голос. Она сказала, чтобы я положила на притолоку шиллинг, и утром там будет лежать вместо него чудодейственный заговор.