Год кометы и битва четырех царей

— Башню, прочную башню, по ее внешней стене пойдет спиралью дорожка, которая оборвется на высоте две трети от длины моста. Это правило я вывел из задачи на построение брахистокроны, то есть кратчайшей кривой спуска, знаменитой со времен моего земляка Ньютона и братьев Бернулли[93]. Этот царь, твой враг, поскачет по дорожке наверх и в тот момент, когда он меньше всего этого ожидает, сорвется в пустоту. Для верности там, где обрывается дорожка, я помещу зеленый ковер, изображающий йоркширский луг, на деревянной раме. Царь летит вниз, а мы с тобой аплодируем ему, стоя на крыше ближайшего дома.

— А облако золотистой пыли?

— Оно только облегчит нашу задачу, в нем царь не увидит, что у него под ногами!

Если бы Паулос додумался до такой хитрости раньше, не понадобилось бы приглашать Давида и Артура и отправляться на встречу с Цезарем, назначенную на вечер того же дня.

Изредка Паулосу снились полные золота кошельки, которые он находил на дороге или же получал от таинственных доброжелателей, приходивших под покровом ночи, а то еще их давали ему на хранение — он все складывал в большой футляр от часов. Отсчитывая монеты на покрытие расходов англичанина, сочинителя головоломок, Паулос уснул в папоротнике. Но кто-то продолжал считать за него, он ясно слышал звон монет, так как англичанин проверял, не фальшивые ли они, бросая их на небольшую квадратную мраморную плиту. Пока его неизвестный заместитель продолжал отсчитывать монеты англичанину, Паулос отправился в Йоркшир, чтобы привезти оттуда двух коров — бурую и белую — и поместить для большего правдоподобия на ковер, который будет изображать йоркширский луг.

Царь Асад Тирский и сам не знал, с чего вдруг нынешней осенью пришла ему охота захватить все города, где есть хотя бы один мост. Раньше он любил осенью ходить по винным погребам и наблюдать, как бродит вино, а с первыми холодами — проверять, как заготовляют солонину. На Святого Глициния — у них это все равно что у нас Святой Мартин — Асад II глядел, как вспахивают горные склоны, ходил по ярмаркам, на которых скотоводы пополняют стада, прежде чем отправить их на зимние пастбища — к югу, к морю. На эти ярмарки съезжались венгерские и итальянские скрипачи, знавшие, что царь любит игру на этом инструменте, и он щедро платил им за концерты. В иные годы царь Асад, отличавшийся переменчивым нравом, прогонял скрипачей и уединялся в одном из хорошо натопленных залов дворца с некоей танцовщицей, заперев все двери. Асад возлежал в легких одеждах и смотрел, как девушка исполняет танец семи покровов, и когда с нее падал последний, царь что-нибудь разбивал: окно, кувшин с вином или стул, и это доставляло ему величайшее наслаждение. Танцовщица откидывалась на подушки дивана, набитые шерстью из лисьих хвостов, но царь не обращал на нее внимания, даже не глядел на прекрасное обнаженное тело — белое, золотистое или смуглое, — а продолжал дробить на мелкие осколки стекло или глину или же грыз крепкими зубами ножки стульев в стиле чиппендейл[94], выплевывая щепки в зеркала, которые порой с шумом трескались. Но в эту осень он ходил рассеянный, не проявлял интереса к обычным развлечениям, отвергал мед, не желал глядеть на танцовщицу и не внимал ее тетке, предлагавшей другую племянницу с более округлыми формами; большую часть времени проводил со стратегами, обсуждая с ними проблему резерва на примере битвы при Каннах: где лучше было ввести его в бой — в центре или на левом фланге, достаточно укрепленном, чтобы затруднить противнику обходный маневр.

Асад II Тирский считал, что наважденье нашло на него во сне, который приснился ему, после того как он поужинал окороком дикого кабана и лягушками со смоквами по-константинопольски; этих лягушек ловят, когда поспеют последние смоквы, и осень стоит у самого порога. Царю приснилось, что вышел он погулять и облегчить кишечник, но хотел сделать это на другом берегу реки, где начинались земли Оттоманской империи. Прошел с пол-лиги по своему берегу и не нашел лодки, чтобы переехать на ту сторону, — вот тут-то он и сказал себе, что надо построить мост, тогда подобных затруднений не будет. С той ночи он только и думал, что о мостах: один он поставит здесь, другой — чуть подальше, третий — у слияния с Тигром. Заказывал рисунки существующих мостов, и все казались ему хороши, лишь бы в них было не менее пяти пролетов, как, например, в Оренсе[95], Вероне или Париже.

— Мосты не продаются! — как-то сказал ему на совете министр путей сообщения.

— Тогда постройте точно такие же! — крикнул Асад II.

— Не на что! — заметил министр финансов, выразительно потерев одну о другую подушечки большого и указательного пальцев правой руки.

— Так я добуду мосты грабежом! — возгласил Асад, надевая персидскую митру, перешедшую к нему от матери.