Год короля Джавана

— Никто бы не радовался. А что насчет смерти Серафина? Как он отреагировал?

Хьюберт с ничего не выражающим видом пожал плечами и со сдержанным разочарованием ответил:

— А какой реакции вы ожидали? Он не стал рассыпаться в фальшивых соболезнованиях, что и неудивительно, учитывая его неприязнь к Custodes. Тем не менее заявил, что попросит отца Фаэлана молиться за Серафина весь следующий месяц и повторил мою молитву, чтобы Господь принял душу усопшего. Все по этикету, вполне благочинно.

— Тогда почему у вас такой вид, словно во время разговора вам скормили что-то кислое? — спросил его Альберт.

Хьюберт вскинул глаза на верховного магистра Custodes.

— Это вы о чем?

— Да о том, что странное получается совпадение… если это конечно совпадение. Король срочно затребовал к себе священника, который должен стать его личным исповедником. Того тщательно проверили старейшины ордена и велели наблюдать за всем происходящим и доносить обо все, что творится при дворе короля. Однако лишь спустя несколько дней после его прибытия в столицу умирает один из тех, кто наставлял священника…

Хьюберт закатил глаза и сцепил пухлые руки на животе.

— Скажите еще, что сам Фаэлан приложил руку к его смерти, или хуже того, король. Не забудьте, что у Серафина всегда было плохо с сердцем.

— Не спорю, — пробормотал Полин. — Но, может быть, ему каким-то образом помогли?

— А, ну теперь мы будем обвинять Ориэля в причастности к убийству, или, может быть, Ситрика? Кроме них, при дворе нет Дерини, а никто кроме Дерини не справился бы ни с чем подобным.

— За исключением Халдейна, — невозмутимо парировал Альберт. — Поговаривают, будто отец нашего короля однажды уничтожил убийцу, покушавшегося на него, не коснувшись того и пальцем.

— Никогда о таком не слышал, — возразил Хьюберт.

— А я слышал, — рассеянно отозвался Полин. — Это было в самом начале его правления. Говорят также, что при этом присутствовало несколько Дерини, большей частью из проклятого клана Мак-Рори, и кажется также, там был и сам Камбер.

— Так значит, именно Дерини его и убили, если только это случилось в действительности, — раздраженно сказал Хьюберт. — Но я в это не верю, и уж тем более не верю, что Джаван или какой-то тайный посланец Дерини при дворе мог бы каким-то образом магией убить Серафина. Это просто нелепо!

— Скорее всего, — неохотно признал Полин. — И все же я еще раз допрошу отца Лиора, поскольку он был там, когда умер Серафин. — А через пару недель, когда отец Фаэлан вернется для отчета в аббатство, мы должным образом расспросим и его. Я до сих пор не могу уяснить, зачем он все-таки понадобился Джавану.

— Да просто чтобы сбить нас со следу, — кисло предположил Хьюберт. — Чтобы внушить нам ложное чувство безопасности — мол, якобы, теперь у нас есть свой человек в свите короля. Вот и все, и нечего больше тут искать.

— Надеюсь, вы правы, — после напряженной паузы промолвил Полин. — Я очень надеюсь, что вы правы.

Глава XXII Ибо Ты, Боже, услышал обеты мои, и дал мне наследие боящихся имени Твоего [23]

Никакие неприятные происшествия не омрачили последнюю репетицию церемонии коронации. То, как благородно Джаван обращался с юным герцогом Тамбертом, завоевало ему уважение и симпатию многих придворных, которые при этом присутствовали. Когда король и его сановники решили, что вполне довольны друг другом в том, что касалось подготовки к грядущей церемонии, Джаван отпустил их всех со словами благодарности, и вернулся в замок, чтобы поужинать там в тиши и покое в своих апартаментах с самыми близкими людьми, а затем пораньше лечь спать. Он спал крепко, и наутро не помнил, снилось ли ему хоть что-нибудь.

День коронации выдался ясным и светлым, чуть прохладнее, чем предыдущие дни, однако уже к полудню ожидалась невыносимая жара. Джаван поднялся с первыми лучами солнца и добрый час провел на коленях перед маленьким алтарем, который попросил установить в углу своей опочивальни. В начале этой недели из шкатулки с детскими сокровищами, которые оставлял на попечение Райса-Майкла перед отъездом в семинарию, он извлек маленький медальон святого Михаила, который в свое время подарила ему Ивейн. Он не осмелился надеть его на коронацию, дабы никто не заметил значок объявленных вне закона михайлинцев, однако сейчас сжал его в кулаке, молясь, чтобы Господь даровал ему силу и мудрость быть достойным венца, и попросил у Бога прощения за убийство брата Серафина.