— Пусть его прикончит кто-нибудь другой, — отозвался Хрорик и швырнул окровавленный топор к ногам Мердока.
Ричард Мердок, потрясенный, поднял глаза, словно не в силах вникнуть в смысл слов северянина.
Джаван вскочил с места, изо всех сил пытаясь как можно лучше увидеть и услышать, что творится на поле, затем подал стражникам знак, чтобы Сигера пропустили к Хрорику.
— Согласно условленным законам поединка, — ровным тоном произнес Альберт, — бой должен вестись до смерти, и никакой пощады. Если он не умрет, вы не будете считаться победителем.
— Я победил, — презрительно бросил Хрорик.
В этот момент подоспевший Сигер обнял его за плечи, и Мердок наконец собрал в себе достаточно сил, чтобы открыть глаза и взглянуть на них обоих.
— Его рана смертельна, точно так же, как смертельна была рана Эвана. Но я обойдусь с тобой лучше, чем ты с моим братом, Мердок Картанский, — воскликнул Хрорик, ткнув трясущимся окровавленным пальцем в поверженного противника. — Я не буду требовать, чтобы тебе в клочья разорвали разум. Не откажу тебе в ударе милосердия… но сам я этого не сделаю, бессмертием души клянусь — не сделаю.
С этими словами он оглянулся и пошел прочь, тяжело опираясь на руку брата, тогда как зрители устремились на поле: Ран и Манфред, Хьюберт, лекарь, жена Мердока и второй его сын, а также Джаван, следовавший за ними не торопясь в сопровождении Райса-Майкла, Карлана, Гискарда и лорда Джеровена. Хьюберт немедленно бросился к раненому, устроив его голову у себя на коленях. Лекарь нагнулся, чтобы осмотреть рану. Элейн, жена Мердока, держалась чуть в стороне, ее не подпускал ближе младший сын Кешел. Когда приблизился Джаван, то услышал, как Хьюберт говорит своему брату Манфреду:
— Скорее позови Ориэля.
Манфред бросился прочь, прежде чем Джаван успел остановить его, и тут же вернулся с побледневшим Ориэлем, крепко удерживая Целителя за запястье. Ориэль подавил рыдание, когда Манфред швырнул его на колени рядом с Хьюбертом и раненым Мердоком, который стонал от боли.
— Помоги ему, — велел Хьюберт.
— Милорд, я…
— Я сказал,
— Архиепископ, довольно, — Джаван схватил Хьюберта за руку, чтобы удержать от нового удара. — Вы не смеете заставлять его сделать это.
Хьюберт вырвал руку и свирепо уставился на короля.
— Да как вы посмели, — прошипел он достаточно громко, чтобы Джаван мог его услышать. — Я вправе приказывать своим слугам все, что пожелаю.
— Милорд, вы не можете заставить его помочь человеку, которому в бою нанесена смертельная рана, — невозмутимо возразил Джаван. — Я позволю проявить милосердие, но не насилие. Кроме того, мастер Ориэль больше не служит вам. С этой минуты я беру его в свою свиту и даю право самому решать, желает ли он проявить милосердие к человеку, который причинил ему зло.
— И какое же зло причинил ему мой отец? — воскликнул Ричард. — Он Дерини, у него нет никаких прав!
— Полагаю, он бы с этим поспорил, — заметил Джаван. — Но неужто вы и впрямь думаете, что в той ссоре участвовали лишь родичи Эвана? Даже если Мердок не сам убил Эвана, хотя, по-моему, именно его кинжал нанес тому смертельную рану… однако по его прямому приказу убили по меньшей мере еще четверых, и одного из них столь ужасным образом, что вы даже не можете себе представить.
— Это были Дерини, — негодующе бросил Ричард.
— Да, верно… и трое из них — женщина и двое маленьких детей, которые никому не причинили зла. Ориэль ничего не мог поделать, чтобы помочь Деклану Кармоди и его родным в тот день. Не мог помочь им и я. Но сейчас я и пальцем не шевельну, чтобы заставить кого бы то ни было облегчить страдания Мердока Картанского. Мастер Ориэль, вы вольны помогать ему или нет, как пожелаете, и не понесете никакого наказания, каким бы ни было ваше решение.
Весь дрожа, стараясь не встречаться ни с кем взглядом, Ориэль медленно протянул руку над раной Мердока, хотя и не коснулся ее. Через несколько бесконечно долгих мгновений он вновь опустил руку на колено и невозмутимо взглянул на Хьюберта.
— Должен сказать вам, что исцелить эту рану не по силам ни мне, и никому другому, милорд… Возможно, тут помогло бы только чудо, — сказал он негромко. — К несчастью, таким Дерини, как я, едва ли можно рассчитывать на чудо.
— Но не можешь же ты просто оставить его страдать… — начал Хьюберт.
— Я могу убрать боль, и сделаю это, если пожелает лорд Мердок, милорд, — ответил Ориэль. — Именно этого требует обет Целителя, во имя человечности.
Раненый презрительно хмыкнул, морщась от боли.
— Какая еще человечность в Дерини! — прохрипел он. — Ты не заставишь меня умолять тебя, скорее я увижу, как ты будешь гореть в аду.
Ориэль ничего не выражающим взором уставился на Мердока.