— Ничего, ничего, — заверил его Хьюберт, подавая Джавану руку, чтобы помочь ему подняться. — Мы с его величеством как раз закончили. Сир, позволяю вам прочитать положенные молитвы в королевской часовне. И по пути туда можете поразмыслить о своих грехах. Однако прегрешение сие не столь уж велико, и легко может перейти в добродетель. Помните об этом.
— Всенепременно, ваша милость, — отозвался Джаван, поклонился архиепископу, а затем Полину.
— До свидания, верховный настоятель, — и он поспешил прочь из покоев архиепископа, охваченный запоздалой нервной дрожью. Гискард с Карланом молча последовали за ним, и король обратился к своим спутникам лишь когда они покинули архиепископский дворец.
— Полин появился в самом конце, совершенно некстати, — сообщил он им шепотом, садясь в седло.
— Думаю, он ничего не заподозрил, но я едва не попался. Остальное расскажу, когда вернемся в замок. А затем, думаю, нам стоит навестить твоего отца, Гискард.
Полин, однако был весьма встревожен.
— Чего он хотел? — спросил он, садясь в кресло напротив Хьюберта.
— Отпущения грехов, — невозмутимо отозвался архиепископ, но губы его изогнулись в улыбке. — Похоже, не только брат короля внезапно воспылал интересом к прекрасному полу.
— Джаван? — в изумлении пробормотал Полин.
— Да, вот она вам, хваленая дисциплина
— Не могу даже представить, — отозвался Полин, заинтригованный, и все же во власти сомнений.
— А удивит ли вас имя Джулианы Хортнесской? — промолвил Хьюберт. — Он говорил и о других, однако, похоже, именно темноглазая дочь Рана смущает его сильнее прочих.
— Да, могу в это поверить… поразительное создание. Однако что касается Джавана, то не знаю, терзает ли его и впрямь зов плоти, или же тут замешаны и политические мотивы. — Он пристально взглянул на Хьюберта. — Вы уверены, что он был искренен с вами? Не мог ли он придумать все это нарочно, чтобы посмотреть, как вы отреагируете?
— Вы хотите сказать, что он мог бы ложно исповедоваться и осквернить Святые Дары? — Хьюберт был возмущен. — Только не Джаван. Возможно, он и отрекся от своих обетов, но такого я не могу себе вообразить. Нет, перед нами просто обычный здоровый юноша, который лишь открывает в своей душе неизведанные страсти. Так он становится настоящим королем. Я возлагаю на него большие надежды, Полин.
В ту же самую ночь в Кулди, после того как его снисходительный хозяин заверил, что никто не осмелится их побеспокоить, другой обычный здоровый юноша раскинулся на меховых покрывалах, разбросанных на полу перед теплым огнем. На плече его лежала, уютно устроившись, девичья головка.
В полутьме брат короля с трудом мог разглядеть у себя на ноге тонкую красную линию шрама. Мастер Стеванус снял швы неделю назад, и кровоподтек почти прошел. Он и сам удивлялся, насколько быстрым оказалось выздоровление. Словно читая его мысли, прелестная, подруга принца прижалась к нему поближе и изящной ручкой легко погладила шрам, а затем поднялась по ноге чуть выше… Он засмеялся, потянулся с наслаждением, а затем перекатился набок, чтобы вновь стиснуть ее в объятиях. Его совершенно не интересовало, что лишь завтра наутро церковь благословит их союз и сделает ее принцессой, ибо истинной невестой ему она стала уже несколько дней назад, и потому в глазах Райса-Майкла они с Микаэлой Драммонд уже были мужем и женой.
Глава XXXV
Будет он служить великим и являться средь князей; и отправится в дальние страны[36]
Наутро, пока Райс-Майкл и его будущая принцесса готовились к обряду бракосочетания, опекун невесты в последний раз пробегал глазами давно написанное письмо, которое теперь ему предстояло отправить. В послании намекалось, что и прежде него были отправлены гонцы с вестями о благополучном спасении принца из рук похитителей и его скором возвращении в Ремут. Однако, на самом деле, поскольку никаких гонцов послано не было, то, разумеется, этих вестей король так и не получил.
— писал граф Манфред, по совету лорда Альберта и нескольких его рыцарей, которые инкогнито навестили Кулди после прибытия туда Райса-Майкла, —