Год крысы. Путница

Но охочая до чудес людская молва конечно же не поверила в такой простой исход. Прошел даже слух, будто это был сам святой Трачнил, «отпущенный Богиней из Вечного Дома для остановки братоубийственной войны». Рыска могла бы возразить, что как-то уж больно заблаговременно Хольга его отпустила… но зачем? Славе пророка она не завидовала, смерть, как ни крути, у мольца вышла самая что ни есть каноническая, а главное – с войной-то действительно покончили! Тсарь Шарес прибыл в Йожыг уже вечером, наспех роздал указания, переправился через реку и поскакал дальше, в саврянскую столицу.

– Думаю, с подписанием нового договора хлопот не будет, – прозорливо заметил Альк, услышав эту новость. – Там же такие… Исечки.

Жилье удалось найти не в кормильне, а над лавкой торговца пряностями, не очень даже и дорого: хозяин лавки рассудил, что дружба с путником ценна сама по себе, и сдал болезной компании две личные комнаты.

Жар пару дней провалялся в постели, вообще не вставая (почти даже не придуриваясь!), потом опухоль вокруг раны стала спадать, и вор повеселел. Альк, по его словам, чувствовал себя отлично, но как раз с него Рыска боялась глаз спустить: Жар хоть на месте лежит, а этот неизвестно где снова свалится и будет ли кому его ловить.

Однако на этот раз на саврянине все и впрямь заживало, как на крысе. Крыса же, обнаглев, бегала по всему дому, зверски шурша в ночи и до того запугав хозяйского кота, что он даже к миске с молоком подойти боялся, пока наглая тварь не налакается первой и не уйдет.

Зато и мышей крыса разогнала куда успешней кота. Все до единой из дома ушли.

Путник большую часть дня проводил в городе или на берегу, без труда находя себе работу. На третий день Крысолов вернулся довольный донельзя и, поманив Рыску, указал на окно:

– Выгляни-ка!

Девушка с опаской послушалась и радостно вскрикнула: внизу стояли нетопыриха и одна из коров. От ее вьюков, правда, остались только драные, тряпками свисающие мешки, зато притороченная к задней луке гитара была в целости и сохранности. Даже не искупалась, в отличие от своей предшественницы: видно, корова успела удрать подальше от берега до прорыва плотины.

– Эх, знал бы – заначку в нее сунул! – сокрушался вор, крутя в руках гитару.

– Скажи Хольге спасибо, что хоть корова нашлась! – стыдила его Рыска.

– Ну да, – продолжал ворчать Жар тоном ниже, – сначала все отобрать, а потом кусочек вернуть – тоже мне спасибо…

– А еще молец! – фыркнул Альк.

– И что с того? – не смутился вор. – Я Богиню ближе знаю, значит, могу себе позволить всю правду ей в лицо высказать! По-дружески! Эй, Хольга, где наша вторая корова и вещи?!

Божинин лик с прибитого в углу двуикония взирал на «мольца» по-дружески снисходительно.

* * *

На четвертый день в подсохший город вошли цыгане. Услышав пение и звон бубнов, Рыска выглянула в окно и радостно вскрикнула: это был тот самый табор.

– Ну теперь-то мы наконец вернем им гитару!

– Я не могу! – поспешно отказался Жар, натягивая одеяло по уши. – Я еще очень, очень болен! О-о-о…

Альк сделал вид, что вообще не услышал.

Выбора не было – не путника же, вообще никакого отношения к этой истории не имеющего, посылать!

Рыска повесила гитару на шею и отправилась каяться.

– Здравствуй, золотая! – обрадовалась девушке пожилая цыганка, сразу выделив ее из толпы. – Еще краше стала, еще стройнее! Что, погадать тебе? Или танец поглядеть пришла?

– Вот, – Рыска протянула ей гитару, в ответ на недоуменный взгляд поспешно объяснив: – Мы нечаянно… Это, правда, не та, но она еще лучше!

– Ай, какая хорошая девушка! – восхитилась цыганка, проводя ладонью по зардевшейся щеке Рыски, будто не веря, что она настоящая. – Честная, добрая! Такому человеку ничего не жалко, бери гитару насовсем!

– Да нет, не надо, – еще больше смутилась Рыска. – Я и играть-то не умею.

– Бери, говорю! – белозубо расхохоталась цыганка, отталкивая протянутый ей инструмент. – Мужчину своего попросишь – научит! А не научит, так хоть повод попросить будет!

Рыска опасливо обернулась на дом. Альк стоял у открытого окна, скрестив руки на груди, но до него, к счастью, было слишком далеко, чтоб услышал.

– А вы как же?

– Э-э-э, – беззаботно отмахнулась цыганка, – мы себе давным-давно другую украли!

Девушка вернулась к друзьям с таким озадаченным лицом, что те немедленно принялись допытываться, что произошло и почему она по-прежнему с гитарой, а узнав, стали бессовестно хохотать.

* * *

Через неделю Рыска столкнулась на улице с Цыкой. Батрак сильно исхудал, на голове – замусоленная повязка, на плече – палка с тряпичным узлом.

– Рысочка! – искренне обрадовался он. – Жива? А дружки твои?

Девушка охотно обнялась со старым знакомым, чувствуя себя непривычно взрослой, равной ему, – а не той маленькой девочкой, которая впервые увидела сурового парня с корзиной ворон.

Постояли посреди улицы несколько щепок, поговорили. Батрак собирался домой, в Приболотье. Ушел бы и раньше, но тоже отлеживался.

– Миха жалко, – вздохнула Рыска.