– А госпожа себе башмачки подобрать не хочет? – обратился он к Рыске.
– Нет, – смутилась девушка, отводя глаза от желто-коричневой, удобной даже на вид пары. – Потом как-нибудь.
– Госпожа скупая и глупая, – снисходительно пояснил Альк. – Ее так в лаптях и похоронят.
– Неправда!
– И вместо гроба в мешковину завернут – а то он ведь тоже немалых денег стоит.
– Просто те, что мне нравятся, малы будут! – попыталась оправдаться девушка.
– А ты примерь. – Саврянин безошибочно снял с прилавка желто-коричневые башмаки и уронил их перед Рыской.
Девушка покраснела еще больше. Ноги у нее, хоть и в лаптях, были того, не шибко чистые.
– Давай надевай, – поторопил Альк, и Рыска поспешно, чтоб никто не успел разглядеть, переобулась. – Ну как?
– Странно, – честно сказала девушка. Лапти были жесткие и низкие, а эти стягивались ремешком выше щиколотки, плотно и в то же время мягко облегая стопу.
– Но не жмут?
– Да вроде бы…
– Вот в них и иди.
– Так ведь у меня пока лапти есть!
– И мешковина.
Пришлось расстаться еще с двумя сребрами. Теперь Рыска, с одной стороны, чувствовала себя дурой, что повелась на издевки саврянина и растранжирилась, а с другой – у Маськи и то таких башмаков не было!
Девушка повеселела и смелее заозиралась по сторонам:
– Ой, гляди, крысу продают!
Альк нехотя подошел к прилавку вслед за Рыской, глянул. В изящной деревянной, больше подходящей для щегла, клетке сидела крупная насупившаяся крыса. Было видно, что от резьбы по дереву ее удерживает только пристальное человеческое внимание, но ночью она запросто управится с прутьями.
– Это, госпожа, крысиный волк, – начал с готовностью объяснять продавец, надеясь, что девушка заинтересуется и купит. – Лучший способ избавить дом от этих тварей! Вот послушайте: я ловлю двести крыс, сажаю их в клетки попарно и не кормлю. Когда одна из них загрызет и сожрет вторую, опять собираю уцелевших в пары, и так несколько раз. В конце остается самая сильная и свирепая, и она так привыкает к мясу сородичей, что ничем другим кормиться уже не может. И даже если выпустить ее на свободу…
Рыске стало жутко. От голода и безысходности есть себе подобных, пока не останешься в одиночестве… Дедок рассказывал, что в какой-то год Крысы подобное случилось в маленькой болотной веске, отрезанной от мира снегом в человеческий рост. Мужик съел всю семью, начал с родителей и закончил детьми. А когда дороги наконец очистились и в веску добрался обоз, повесился.
– Угу, а еще можно сразу рассадить эти две сотни крыс по клеточкам и каждую продать за волка, – поддакнул Альк. – Пошли, девка. Нам и одной крысы хватает.
– Ты чего себя позволяешь, саврянская морда? – с досадой напустился на него торгаш, поняв, что барыши уплыли из-под носа. – Честного человека лжецом клеймишь?! Эх, мало мы вас, гадов, били!
– Хочешь продолжить? – уточнил Альк, чуть склонив голову набок.
Но крикун верно оценил выправку белокосого и из-за прилавка вылезать не спешил. Только бранился, привлекая внимание соседей и прохожих.
– Альк, а давай тебе еще и рубашку купим? – Рыска, позабыв о стеснительности, ухватила саврянина за локоть и попыталась увести дальше по ряду.
– Можно… – рассеянно согласился Альк, делая быстрое, почти неуловимое движение второй рукой назад и в сторону.
Раздался громкий треск и почти сразу же – жуткий вопль.
– А-а-а-а-а, урод желтоглазый, ты мне руку сломал!!! – голосил оборванец лет пятнадцати, неприятно напомнивший Рыске Жара – такой же патлатый и хитроглазый. Его правая кисть была неестественно вывернута, неподвижна и опухала на глазах.
– Надеюсь, теперь ты понял, что воровать – плохо? – проникновенно поинтересовался Альк.
– Покле-о-оп! – продолжал верещать и приплясывать от боли патлатый, придерживая сломанную руку здоровой.
– А это что? – Саврянин наклонился и что-то подобрал. Отдал Рыске, и та с изумлением узнала свой узел с деньгами. Но как?! Она же всего на щепочку руку от груди отняла!
– Са-а-ами уронили-и-и! – Оборванец все-таки предпочел от греха подальше затесаться в толпу, жалостливо подвывая, чтобы уступали дорогу.
А народу вокруг уже собралось порядочно.
– Во, видали, что делается? – торжествующе завопил крысиный торгаш, поймав общее настроение. – Савряне средь бела дня добрых людей ни за что ни про что обижают и калечат! И куда только стража смотрит?
– А зачем нам стража? – Из толпы выдвинулся рослый щербатый детина того толка, что вечно лезут на подмостки бродячих цирков, дабы на спор схватиться с гнущим подковы силачом. – Ща мы сами его вежливости обучим!
И, пока Альк смахивал Рыскину руку, без околичностей ухватил белокосого за грудки, собираясь приподнять и хорошенько тряхнуть.
Но еле смётанная свадебная рубаха не выдержала такого издевательства. Она даже не порвалась – слетела с саврянина одним куском, почти без треска. На Альке остался только левый рукав.
Щербатый знал, что савряне подлы и коварны, но чтобы настолько?! И пока он, оцепенев, таращился на расшитую тряпку…