Год литераДуры

Роман Арбитман Год литераДуры

ОТ АВТОРА

Эта книжка вовсе не о литературе, хорошей или плохой. Она о литераДуре — загадочной субстанции, которая окружает нас ежедневно. Эту субстанцию можно обнаружить и на страницах книг, и в фильмах, и на телеэкране, и в речах политиков, и в суждениях простых смертных. Ей невозможно дать определение. Умом ее не понять, аршином не измерить, сбежать от нее нельзя, но можно попробовать хотя бы описать. Таким образом, читателя книги ждет страстный разговор о самом наболевшем: о башмаках, о сургуче, капусте, королях и так далее. Приготовились? Поехали!

ВМЕСТО ПРОЛОГА Одиножды один

За неделю до новогодних каникул недуг еще сильнее обострился. Эфир стремительно набух злобой. Каждый божий день без перерыва и выходных по 24 часа в сутки федеральные каналы устами своих дикторов, телеведущих, политкомментаторов и приглашенных звезд, надсаживаясь, дудели в одну жестяную дуду: враги, враги, враги! Нас обкладывают co всех сторон! Нас ненавидят, нам строят козни, нас провоцируют по любому поводу! Россия — в кольце врагов!

За несколько мгновений до того, как куранты на Спасской башне пробили двенадцатый раз, Кто-То Высоко Наверху пожал плечами, поправил сползающий нимб и устало произнес: «Да пожалуйста…»

В 00.01 по московскому времени 1 января страну чуть тряхнуло, но граждане (включая наших бдительных пограничников) ничего не заметили: тосты, елки, мороз, снег, даже созвездья над головами — всё вроде бы осталось по-старому. Лишь одиннадцать дней спустя, когда народ, спотыкаясь о пустые бутылки и битые елочные игрушки, нехотя выполз из салата оливье и огляделся по сторонам, стало ясно, что за пределами страны кое-что случилось.

Грубо говоря, весь окружающий нас мир co всеми нашими соседями исчез. Южнее, севернее, восточнее и даже западнее России отныне не было вообще никого. Сразу за полосатыми пограничными столбами с двуглавым орлом начинался мировой океан — без конца и края.

Когда доложили Владимиру Владимировичу, он первым делом тревожно поинтересовался: «Ho Крым-то наш?» Референт, трепеща, объяснил, что мир вокруг нас пропал строго по границе, зафиксированной еще Беловежскими соглашениями. Калининградская область маячит тут неподалеку, на манер острова Мадагаскар. A вот Крым — увы, увы…

— Это неприкрытый акт агрессии против России! Срочно соедините меня с американским президентом Бараком Обамой! — по привычке воскликнул Владимир Владимирович. И вдруг опомнился: стоп! Да ведь нет же больше никакой Америки и никакого Обамы тоже нет!

Теплая волна тихой радости охватила и обогрела первое лицо единственного теперь на всей планете государства. В мире больше не было Австралии с ее брисбенскими коалами. Исчез Шенген, a вместе с ним развеялись в прах визы для всех — и тех, кого еще пускали за кордон, и тех, кому по новым правилам уже показывали крепкий кукиш. Сгинули санкции. He стало нагло-презрительных доллара, евро, фунта и иены — всех этих чистоплюев, так долго унижавших чумазый рубль. Ау, Федеральная резервная система! Ау, ВТО! Исчезла привередливая, как учительница математики, фрау Меркель. Утратились вихляющийся мсье Олланд и жесткий, как засохшая овсянка, мистер Кэмерон. He стало Европарламента и Евросуда. Вместе с Украиной исчез неотвязный, как зубная боль, весь украинский кризис. Коварная Астана, переменчивый Минск, мстительная Варшава, нудный Стокгольм — короче, пропало всё.

«Один, совсем один!» — счастливо подумал Владимир Владимирович. Удовлетворенно потер руки — и вдруг сердце y него екнуло.

He стало соседей по планете — значит, не стало и вероятного противника. Никто больше не надвигался с запада, расширяясь на восток. Миллионная армия теперь была на фиг не нужна, и чем займутся сотни бодрых безработных генералов — и представить страшно (вряд ли огородами на своих дачах). Вся эта фырчащая моторами и лязгающая гусеницами бронепродукция Уралвагонзавода тоже лишалась смысла — и куда девать тех, кто зарабатывал на жизнь механизмами для убийства? Миллионы патронов, сотни тысяч снарядов и авиабомб — кумулятивных, вакуумных, фосфорных — их куда теперь? Неужто бомбить Воронеж, как в анекдоте?