- Вся жизнь!.. Вся жизнь!.. - рыдала она, прижавшись к его груди, и дальше этих двух слов не могла говорить, захлебываясь в рыданиях, не хватало сил сказать, что вся жизнь ее пошла насмарку из-за этой проклятой любви, что вся жизнь ее- все эти шесть лет и еще два года, когда они любили друг друга,-была прекрасна и счастлива.
- Успокойся, милая, не надо, успокойся, милая, - приговаривал он тихо, словно была она маленьким ребенком.
Она скоро взяла себя в руки., отстранила его, прошла в ванную и долго не выходила, приводя себя в порядок, а когда вышла, трудно было предположить, что минут двадцать назад она рыдала и тушь с ресниц ее была размазана по лицу, и она по-детски шмыгала носом.
Он подошел к ней.
- Ты меня не провожай, - сказала она устало, но твердо.
- Таня, ну подумай, что за глупость ты говоришь! Ну почему?
- Я тебя прошу, - сказала она чуть охрипшим голосом,
не провожай, - и совсем уже шепотом добавила. - Мне будет
еще хуже. Не надо...
Он не ответил. Она взяла свой саквояж и подошла к входной двери, обернулась к нему, все так же молча стоявшему в прихожей под часами.
- Не удивляйся, что прошло шесть лет и я приехала...
- Я не удивляюсь, - сказал он.
- Может, я приеду еще через шесть лет...
- Ты можешь приезжать, когда захочешь, Таня, - сказал он.
- Прощай, - сказала она.
Дверь захлопнулась за ней, он вздрогнул, и вдруг ясно ощутил, как жизнь, словно, песок, просачивается сквозь пальцы.
Он подошел к окну и увидел, как она садится в такси на противоположной стороне улицы. Машина тронулась с места, и очень скоро ее красные огоньки растаяли за пеленой дождя.
В квартире после нее оставался слабый запах духов! Он прижался лбом к прохладному стеклу окна.
Был воскресный вечер, половина девятого.
Если вы остались наедине со своим прошлым, с тяжело отсчитывающими время часами, с тающими запахами женщины, возникшей из далеких дней, чтобы покинуть вас в сентябрьское воскресенье в половине девятого вечера, можете считать, что судьба щелкнула вас по носу. Ясное дело, ну...