Морошкина стояла в ванной у зеркала и оценивала — пригодна ли её внешность для ночных развлечений: причёска не развалилась, тушь — на месте, помада — тоже, нос и лоб не блестят. Наверное, надо слегка пшикнуть дезодорантом под мышки, а духами освежить шею.
Давно ли она вот так же суетилась перед встречей с Ваней Ремнёвым? И чем всё это кончилось? Чего она в итоге добилась? И что теперь с бедным парнем творится? Разве не правильно ей мать-покойница повторяла: надо менять характер! А как Ванечка с ней гениально простился?!
Глава 10
Хозяйка потеряшек
— Спасибо тебе, Ангелок, за доставку, — Следова опёрлась на руку, заботливо подставленную Шмель, и, бурно вздыхая, высвобождала своё малопослушное тело из уютного салона золотой «десятки», припаркованной прямо у её подъезда.
— А ты ко мне не зайдёшь? — инвалидка гостеприимно улыбнулась. — Ты не бойся, мои зверушки не кусачие.
— Я не боюсь, Вика, у меня просто на шерсть аллергия, — Шмель слукавила, потому что на самом деле имела другие причины для отказа посетить гостиницу для потеряшек.
— Ну так ты только на них посмотришь, и всё. А если тебе кто приглянется — бери на здоровье! Это ведь святое дело — спасти своего меньшого брата, — проявляя своё обычное, характерное для детдомовцев, а тем более для инвалидов гостеприимство, Следова искренне не понимала отказа своей одноклассницы. Это ведь так радостно и приятно — общаться со зверьём, ощущать привязанность и ласку четвероногих. — Привезёшь щенка или котёнка в свой приют, знаешь, как ребятишки обрадуются, — шуму будет на всю ночь!
— Да у нас шуму и без того, хоть пробки в уши забивай! — стоя в парадной, Шмель невольно принюхивалась к миазмам, исходящим от квартиры Следовой. — Я тебе, Вика, как-нибудь фотокамеру передам, ты на неё своих зверушек наснимаешь, вот я с ними заочно и познакомлюсь, ладно?
— Ну как хочешь, Ангелок, а то постой здесь, только двери на улицу прикрой. Я к тебе выпущу тех, которые посмирнее, ты хоть так с ними повидаешься, — Следова боком поднималась по ступенькам, с трудом штурмуя свой бельэтаж. — Я сама только недавно поняла, что в них прячутся людские души. Ещё не знаю, правда, как всё это происходит, да и что дальше бывает, но, представляешь, я в некоторых буквально узнаю кого-то из умерших. У меня один кот — просто наш врач-анестезиолог: я его по имени-отчеству окликаю, так он от этого сразу смущается, а вот ответить и объяснить своё положение не может. А птичка есть, канареечка без лапки, так прямо одна дама из собеса. Она меня раньше недолюбливала, а теперь, когда в пернатую переселилась, из моих рук ест.
Шмель не раз поражало то, как Вика умудрялась запоминать всех врачей, медсестёр, санитарок, воспитателей и других больных. Со многими она заводила знакомства, переходящие порой в приятные отношения, а иногда — в дружбу. Самое трогательное было то, что большинство из них, в особенности инвалиды, несмотря на собственную трудную, особенно в постсоветское время, судьбу, всегда интересовались положением своих друзей и в случае надобности старались прийти на выручку. К сожалению, за последние годы они привыкли встречать друг друга в основном на чьих-либо похоронах.
Мир инвалидов был особенным миром. Хоть они и различались на слепых, глухих, немых, опорников, инвалидов с детства и травматиков, полиомиелитиков, сердечников, диабетиков, бывших военнослужащих и многих других, их объединяло одно — все они становились лицами с «ограниченными возможностями», объединёнными в «социально уязвимые слои населения». За этими большинству безразличными формулировками стояли жизни миллионов граждан некогда огромной и могучей страны, заботившейся о своих калеках, что многих из них даже несколько раздражало и казалось назойливым…
Следова столь упорно старалась заманить подругу в своё жильё, потому что не знала, как после двадцатипятилетия их 8 «Б» Ангелину, опрометчиво рискнувшую навестить Викторию, мучительно тошнило на лестнице под несмолкаемый собачий лай, рвущийся сквозь закрытую дверь.
Шмель безнадёжно силилась отделаться от отвратительного запаха несколько недель. Вонь мерещилась ей в самых неожиданных и безобидных местах. Истязая себя, Ангелина вспоминала о том, как вошла в тот день к своей чудаковатой однокласснице и уже на лестнице учуяла отталкивающий дух, но всё же продолжала движение и достигла дверей квартиры. Здесь она почувствовала, как её внутренности подобрались, словно спринтер перед ответственным стартом. Вместо того чтобы тотчас уйти, Шмель всё же дёрнула за железную ручку звонка, торчащую из углубления в стене, наверное, с дореволюционных времён.