— А мы пока в одно место зайдем, хочешь посмотреть, как передачки принимают?
Они повернули налево, оставив за спиной шевелящийся транспортом Литейный мост. Теперь ветер толкал их в спину, словно поторапливая к месту назначенной встречи, а справа по набережной катились машины и заглушали их голоса.
— Мы туда просто зайдем, как будто что-то хотим узнать, потопчемся и выйдем.
Из серо-молочной вьюги навстречу братьям вынырнули двое мужчин в военной форме. Борис мягко коснулся брата своим локтем, острие которого отчетливо почувствовалось даже сквозь надетый на молодом человеке китайский пуховик едко-зеленого цвета с обширной рекламой прошлогодней антиспидовской кампании, в которой он принимал самое активное участие. До Олега донеслось:
— Они — оттуда!
— А наши не уйдут, пока мы ходим? — Мальчик посмотрел наверх, где могло находиться лицо его долгожданного брата. — Подумают, что мы их не дождались или вообще не приехали.
— Как это — не приехали? Что ты говоришь? Я Данилыча еще никогда не подводил! Раз он сказал: надо быть, значит, я через себя перекувырнусь, а буду! — Следов закашлялся, захрипел и изменившимся, чужим, как у зомби из ужастиков, голосом, похожим больше на скрежет лифтового механизма, продолжил: — Да нет, никуда они, конечно, не денутся! Им еще надо пропуска оформлять. Могут и вообще отказать! Скажут: мы вас сегодня не пустим, и все! — Голос Бориса постепенно возвращался к своему привычному звучанию, иногда дрожащему на особенно высоких нотах. — А что ты им докажешь? Это же менты! Ты не смотри, что они тут в военной форме ходят, — это у них просто такое подразделение по типу вояк существует. Знаешь, какие здесь строгости? Мало ли кто пройдет да мало ли что с собой протащит? По дороге может ведь кому-то из заключенных передать. А они этого больше всего и боятся!
— А люди что, там свободно разгуливают? — удивился Олег. — Ничего себе в рот компот! Мы оттуда вернемся?
В клейкой пурге, бесцеремонно облепившей идущих назойливо лезущим за воротник и под рукава снегом, иногда угадывались контуры людей: они двигались навстречу братьям и проходили мимо, напоминая скоплениями снега на темной одежде ожившие кости домино.
— Нет, Олежка, здесь другая система. Если осужден работник правоохранительных органов или депутат, в общем кто-то от власти, он может написать заявление, в котором попросит администрацию оставить его здесь на весь положенный срок. Если местное руководство не возражает, тогда этот человек никуда больше не отправляется, а работает на кухне, в автохозяйстве, в библиотеке, там, куда его возьмут. Вот эти-то люди в основном и могут оказаться на пути экскурсантов, и им-то проворный посетитель и может передать что-нибудь запрещенное. А здесь во время экскурсии вообще никому ничего не положено передавать! — закричал вдруг Следов.
— Да если по-серьезному захочешь, то можно что надо и в другом месте заныкать. — Ревень поскользнулся и, чтобы не упасть, инстинктивно бросил ладонь на тонкое предплечье брата. Тот, наверное, столь же неожиданно для самого себя накрыл своей ладонью его замерзшую ладошку, на которой болталась тонкая рваная рукавица, найденная в доме его новой семьи и, как мальчик догадывался, наверняка усердно изжеванная живущим здесь зверьем. Олег вернул себе равновесие, но не стал сразу возвращать свою руку и продолжил: — Я тебе скажу, те же уличные пацаны, они знаешь какие хитрожопые? Они тебе в два счета любого мента на сто очков обставят!
— Ну уж и любого! Если бы они были такие умные, то и здесь бы, да и в других местах никто не сидел! — Борис снял руку. — А в этих стенах знаешь сколько народу томится? Эти ребята начинают еще со спецшколы, — туда до четырнадцати лет направляют, пока еще под суд нельзя отдавать. Потом они в спецПТУ или колонию залетают, а уже позже — сюда. Те, кто помладше, в другом изоляторе сидят, а здесь только для взрослых.
— А сколько их здесь? — Олег тоже освободил предплечье брата. — Человек сто? Двести?
Никогда не угадаешь! Больше десяти тысяч! Это в пять раз больше, чем положено! Эта тюрьма уже в книгу рекордов Гиннеса занесена! — Следов даже остановился и указал куда-то наверх заснеженной рукой. — Какие здесь могут быть права человека?! Мало того что за решетку спрятали, да еще и условиями содержания истязают! Если бы ты знал, в каких условиях матери с маленькими ребятишками находятся!
— А как же они здесь живут? — Мальчик вспоминал разные рассказы о тюремной жизни и думал, что человек-то ко всему может привыкнуть, даже, наверное, и стоя спать сможет, если по-другому вдруг запретят. Они-то с отцом чего только за время своего бомжевания не натерпелись! — Ну не умирают же все подряд? Кто-то ведь выживает?
Здание было построено ступенями, и сейчас ребята подходили к той части, которая метров на десять выступала вперед, оказываясь на самой границе пешеходного тротуара.