Год людоеда. Игры олигархов

Он помнит себя с трех с половиной лет, и уже тогда он, как понял гораздо позже, ощутил свою избранность, во всяком случае, кажется, именно с тех пор чувствовал себя, мягко говоря, не совсем таким, как все остальные детишки. Он помнит, что ему очень нравилось разрушение, он постоянно что-то ломал, хотя его за это довольно сурово наказывали. У него был плюшевый мишка — его любимец и жертва: мальчик ласкал игрушку, спал с ней, а днем жестоко мучил. Даже глаза у Мишки пришлось срезать — это были стеклянные шарики — и нашить кусочки тряпки, потому что несносный ребенок несколько раз разбивал себе об эти глаза свои еще слишком нежные кулачки.

Был случай, когда он умыкнул у девочки-соседки ее любимого пупса и насквозь проковырял игрушке вызывающе выпуклые пластмассовые глаза. Его маленькая подружка горько плакала, ощупывая зияющие отверстия расстроенными пальцами, а он заиндевел в сладостном столбняке и думал, до чего же все это просто — взял да выколол!

А сколько он замучил жучков-паучков?! Как они испуганно дергали лапками и прощально шевелили своими усами? А с каким удовольствием восьмилетний мальчик наблюдал за агонией голубей? Какова была его радость, когда он узнал, что одна из его малолетних подружек ловит голубей, сажает их в картонные коробки из-под торта, а сама водружается сверху? Оказалось, что он — не один, есть еще люди, которые могут и умеют убивать!

А какая тайна смерти открылась ему, когда он стал ловить кошек, закапывать их в землю, оставляя на поверхности только встревоженную голову, и разводить вокруг нее костер! Как смешно и трогательно начинало чихать обреченное животное, как безнадежно выло, задыхаясь в опаляющем мареве, а позже… да, этого ему никогда не смог заменить никакой секс!

Но все серьезное началось гораздо позже. Перед настоящим посвящением он должен был пройти очень ответственные, а для большинства непреодолимые испытания. В четырнадцать лет он понял, что его существование, да и существование остальных людей совершенно бессмысленно: его совершенно не привлекали никакие соблазны, ему хотелось одного — освободиться от своей никчемной жизни! Кому, действительно, все это нужно? Рождаешься, страдаешь, болеешь, боишься и… умираешь. Не лучше ли сразу?

В их доме имелись разные лекарства. Однажды, когда родители отсутствовали, он собрал целую горсть сильнодействующих средств и употребил их. Он не испытывал никакого страха, его действия были спокойны и равнодушны. Проглотив таблетки, он лег на свою кровать и стал ждать приближения конца. Он был уверен, что уже находится в другом измерении, когда его стали возвращать к жизни до срока вернувшиеся домой родители, а позже вызванная ими бригада реаниматоров. Тогда его хотели отправить в психушку, но отец занимал в ту пору серьезный пост в милиции и сумел замять эту неудачно завершившуюся историю.

Не прошло и года, как он попытался повеситься. Юноша задумал совершить свою акцию в чулане, где с потолка свисал очень соблазнительный для такого предприятия крюк. Он взял крепкую бельевую веревку, связал ее самозатягивающейся удавкой, что уже репетировал бессчетное число раз, всунул в петлю голову, встал на табуретку, накинул веревку на крюк и оттолкнулся от последней опоры в этой бесполезной, напрасно, может быть, и по ошибке выделенной ему жизни. В этом раунде со смертью его подвел крюк, который предательски исторгся из потолка и вместе с бесчувственным самоубийцей и добрым ведром штукатурки рухнул на пол. Юноша мучительно приходил в себя и мечтал о том, чтобы о его очередной попытке не узнали родители.

После этого были резаные вены, попытка самострела и даже удушения угарным газом. Но каждый раз что-то мешало ему уйти из жизни, о чем он искренне сожалел и затевал очередную попытку, которая, по его мысли, должна была стать действительно последней.

Только в восемнадцать лет юноша стал догадываться о своей избранности и понимать, что информация, поступаю щая в его мозг, — не его собственные странные фантазии, а осмысленные, очень важные не только для него, но и для всего человечества сигналы. Суть сообщений состояла в том, что он может не стать таким же простым материалом, как миллионы других людей, а получить некую особую роль в совершенно другом мире и совершенно у другого хозяина. Имя этого нового хозяина было Люцифер! Именно он, очевидно через каких-то своих посредников, общался со своим подопечным и обещал ему жизнь вечную в своем, неподвластном Богу царствии!

— Ты ничего не должен делать взамен, ничего, пока не получишь от меня команды! — посылал распоряжение Царь Тьмы, и юноша послушно и благодарно улыбался, напрягая глаза до той степени, что его сверкающие темным огнем зрачки замирали посреди выперших из орбит слегка желтоватых белков. — Ты должен просто ждать, послушно ждать моего голоса. Живи, как все люди, и помни, что когда-нибудь я призову тебя!