Прыгая через несколько ступенек сразу, Фокс взлетел на верхний уровень и открыл первую же дверь. Пусто. Вторую. Кладовая. Третья была заперта, и он выбил ее ударом ноги. Пусто. Четвертая. Пусто. Седьмая по счету дверь была заперта, и ногой ее выбить с первого раза не удалось. Она не казалась особенно прочной, посему можно было заключить, что она укреплена изнутри. Фокс припал ухом к двери. Ему показалось — нет, он не ослышался — что скрипнуло окно.
Крыша Храма расположена так, что на соседние крыши не прыгнешь.
Фокс побежал обратно к лестнице, скатился на предыдущий уровень, и ниже, и еще ниже. Бежать к главному входу было не с руки. Вместо этого он ввергнулся в боковую часовню, поднял одну из скамеек, и бросил ее в оконный витраж. Стекло зазвенело, падая на пол и на мостовую. Фокс выпрыгнул в окно и задрал голову. Никого. Он рванулся вдоль стены Храма, повернул за угол и снова поднял голову. Никого.
Услышав шаги, Шила насторожилась. Кто-то попытался открыть дверь. Она вскочила на ноги и кинулась к столу, на котором, на самом видном месте, помещался моток веревки, оставленный Брантом. Последовал удар в дверь ногой, но стальная подпорка и три добротных, мастерски прилаженных засова выдержали. Шила открыла окно и с веревкой в левой руке выбралась на крышу. Ни башмаков, ни куртки — только охотничьи штаны и белая рубашка. Волосы растрепаны, но это такой стиль.
Высота была впечатляющая. У Шилы закружилась голова, но она заставила себя на четвереньках перебраться по широкому карнизу за дормер, и по наклонной крыше поползла к шпилю. Известняковые лепестки на шпиле, названия которых Брант не помнил, не внушили ей доверия, но нечего было и думать обматывать веревку вокруг шпиля — слишком толстый он был у основания, слишком скользкая была крыша. Шила завязала веревку на лепестке тройным узлом и подергала ее. Веревка держалась. Что-то вспомнив, она тремя яростными движениями оторвала от рубашки кружевной воротник и, наложив его на веревку, схватилась и выпрямила ноги.
До карниза она съехала благополучно.
Где-то она читала, может в детстве, что при спуске и подъеме вдоль или по отвесным стенам следует стараться не смотреть вниз. Она и не смотрела. Только миновав карниз и повиснув над мостовой, до которой было футов эдак восемьдесят, она вспомнила, что Брант велел сначала посмотреть, нет ли там кого, внизу. Она посмотрела. Внизу никого не было, зато она сразу поняла, почему смотреть не следует. Она едва не закричала.
Поймав веревку босыми ногами, она попыталась сделать на ней полу-петлю, просунув между ступнями, и таким образом ослабить нагрузку на руки. Получилось. Получилось бы лучше, если бы ноги не были босые. Она начала медленно съезжать вниз. Рукам было больно, и кружевной воротник скоро вырвался и куда-то упал, но она съезжала. Она не знала, сколько футов оставалось до земли, когда она вдруг, не отпуская веревки, полетела вниз — развязался узел на лепестке. Она поняла, что сейчас либо будет больно, либо она умрет.
Ни того, ни другого не случилось. Ее поймали за талию и за подмышки, и упали вместе с ней, под нее, а затем перекатились вместе с ней набок. Она хотела уже было поблагодарить спасителя и испугаться, когда заметила, что отпускать ее не собираются. Спаситель встал и поднял ее на ноги рывком, взяв за предплечье и за волосы.
— Вот убилась бы к лешему, что с тобой потом делать? — спросил Фокс.
Брант сидел у расширенного лаза, отдыхая. Вдалеке раздавались неравномерные редкие удары лома, завернутого в материю. Потом лом вдруг загремел глухо и до Бранта донесся вскрик Нико, сопровожденный коротким ругательством. Нико вообще ругался редко, борясь за чистоту ниверийского языка.
Брант встал и пошел смотреть, не умирает ли Нико. Нет, Нико не умирал, он только прыгал на одной ноге, держась за нее обеими руками, шипя и морщась.
— Ну-ка, выпрыгни оттуда, — сказал Брант.
Нико запрыгал вон из углубления, уступая Бранту место. Время было очень позднее — далеко за полночь. Брант взялся за кирку и хрястнул ею в известняк. Кирка прошла насквозь.
Не веря себе, Брант несколько минут подряд в остервенении терзал известняк, отбивая большие куски и не обращая уже никакого внимания на боль в ладонях. Отверстие ширилось. Скорее же, скорей, говорил он себе.
Когда отверстие увеличилось настолько, что можно было просунуть голову, Брант запалил лучину от факела и бросил ее внутрь. После этого он заглянул внутрь сам.
Каменная коробка с деревянным топчаном и дверью явилась его яростному взору. Пробитое отверстие находилось на уровне колен, если стоять в коробке. Окон не было. Пол был каменный. Одна из камер? А сколько их таких здесь?
Внимание его привлек какой-то предмет на полу, возле топчана. Брант зажмурился и вытащил голову из отверстия. Взяв кирку, он молча принялся за работу снова. Через четверть часа, пока Нико обследовал поврежденную ногу, он расширил лаз настолько, что в него можно было проползти. Брант поднял факел и кинул его в лаз. В коридоре стало темнее, чем бывает ночью.