Год Мамонта

— Мы с ней поругались, — сообщил Нико. — И я дал ей посадить меня на цепь. Не могу же я бить женщину, это против правил.

— Кошмар какой, — сказал Брант, смеясь. — Она не сказала, когда вернется?

— Сказала, что завтра. Но ты не волнуйся, жратвы мне здесь хватает, и вина тоже. Вон сколько всего, — он указал на стол.

— Хорошо, — сказал Брант. Но с цепи я тебя все-таки сниму.

Он понятия не имел, где находится ключ от замка, но, спустившись в кладовую, нашел напильник и за четверть часа перепилил цепь.

— Замечательно, — сказал Нико, ходя вокруг стола и гремя обрывком цепи и замком. — Ну, я, наверное, пойду, прогуляюсь.

— Тебя арестуют, — сказал Брант. — Посиди уж дома. Я скоро вернусь.

Постояв возле дома Боша и поприкидывав, не кинуть ли в окно горящий факел, Брант направился к княжескому дворцу.

Было четыре часа пополудни. Возможно, ее нет дома. У княгинь очень строгий распорядок дня, они все время заняты чем-то маловразумительным, всегда куда-то едут, с кем-то милостиво говорят на отвлеченные темы, и так далее. Но деньги у княгинь должны же быть! Иначе какие они княгини.

Оказалось, что во дворец, если нет бала, можно зайти только со специальной бумагой, подписанной членом княжеской семьи или Рядилища. А еще можно с петицией, в секретариат, направо. Так объяснили Бранту трое охранников.

— А меня сам Великий Князь Бук пригласил.

— А где же приглашение?

— Он мне устно сказал. Говорит — приходи, и все тут.

— Так не бывает.

— Пригласил меня на бал. И обещал показать портрет Великой Вдовствующей.

— Бал только на следующей неделе.

— А сколько вам здесь платят?

Тут ему объяснили, что служба Великому Князю есть высочайшая честь, и что за князя здесь готовы отдать не только жизнь, но и честь с совестью плюс родного брата, и что верность не продается, а честь не покупается, а те, кто считает, что продается и покупается, суть грязные собаки хуже артанцев и все их презирают. Брант понял, что меньше, чем тысячью золотых, здесь дело не обойдется, и отступил.

Но что же делать? Бежать домой за абордажным крюком — глупо. По улицам мотается стража, и если он будет тут швыряться абордажными крюками, его просто пристрелят из арбалета. Брант обогнул дворец и нашел боковую дверь, ведущую в тайный ход и прямо в спальню к Фрике, но она открывалась только изнутри, а снаружи была гладкая. Можно было бы попытаться всунуть меч в щель и надавить на щеколду, но это занимает время, а кругом люди. Можно было вернуться домой и ждать Риту, но есть ли у Риты девять тысяч золотых — еще вопрос, а если есть, можно ли их получить за один день, а Редо там ждет, один.

— Эй! — услышал он голос сверху.

Брант поднял голову.

— Брант! Чего вы там торчите? — крикнула с третьего этажа утконосая Шила.

— Жду прилива, — откликнулся Брант.

— Давно ждете?

— Только начал.

— Может, вам будет удобнее ждать его в моих апартаментах?

— А у вас есть компас?

— Нет.

— Тогда удобнее. Но меня к вам стража не пустит. Вас тут в такой строгости содержат, что уму непостижимо!

— А?

— Я говорю, непостижимо! Уму!

— Я сейчас спущусь и набью страже морду! Идите к главному входу!

— Иду!

А девчонка, похоже, не знает, что существует потайной ход, и стражу совершенно незачем тревожить, подумал Брант.

Как только он подошел к главному входу, Шила выбежала из дверей и крикнула на стражников:

— Смирно!

Стражники сделали удивленные лица, но все-таки вытянулись.

— Проходите, Брант, — сказала Шила.

Брант зашел в вестибюль.

— А я разве сказала «вольно»? — удивилась Шила.

Стражники опять вытянулись.

— Пойдем, — предложила Шила.

Они почти бегом поднялись на третий этаж. Шила задрала юбку и держала ее на уровне колен, чтобы было легче бежать. Ноги у Шилы были коротковаты и толстоваты, а жопа пухлая, но не пышная, зато талия и грудь были весьма привлекательные, гладкие, а лицо совершенно не соответствовало всему остальному. Лицо Шилы было лицом худой женщины лет двадцати пяти. А ей всего восемнадцать.

— Заходите, — сказала она, распахивая дверь.

Брант помялся, но все же зашел в ее апартаменты. Меблировка была безалаберная, но уютная. Везде висели какие-то пестрые тряпки, на стенах тут и там красовались картинки темперой, не очень приличные тематически.

— Вообще-то, я хотел бы поговорить с вашей матушкой, — сказал он.

— Успеете еще. Садитесь.

Он сел в кресло.

— Если хотите выпить, скажите. Я все равно вам ничего не дам, у меня нет. Я хочу проверить вашу выдержку. Вон там, на столике, арбалет и стрелы. Возьмите и зарядите.

Что это еще она замыслила, подумал Брант, но сделал, чего просили.

— Вот апельсин, — сказала Шила. — Вот я беру его в руку и отхожу на десять шагов. И держу — вот так. Можете вы его прострелить?

— Княжна, мне действительно нужно поговорить…

— Да, вы уже сказали. Так вот, пока не сделаете то, что я вам говорю, вы с ней говорить не будете.

Капризный народ женщины, подумал Брант. Не давая ей времени подготовиться и встать в эффектную позу, он быстро приложился и выстрелил. Стрела прошла сквозь апельсин и вонзилась в стену. Апельсин выпал из руки Шилы.

— Ого, — сказала она. — Хотите пряник?

— Я хочу девять тысяч золотых, — сказал Брант.