— Жду ваших распоряжений относительно Комода.
— А если бы я приказал вам Комода тайно вывезти за город и убить?
— Я бы его вывез и убил бы, но, взяв деньги, ушел бы от вас. У предателей тоже есть совесть. Не много, но есть.
Зигвард вздохнул.
— Нет ли у вас на примете пустующего особняка с садом и высоким забором? — спросил он.
— Есть.
— Возьмите несколько слуг, дворецкого, повара, и человек десять охраны. Отвезите Комода в особняк. Охрана останется с ним. Из особняка его пока не выпускать.
— Домашний арест, — сказал Хок.
— Вроде бы.
— Надолго?
— Какое вам дело?
— Просто любопытно.
— До тех пор, пока…
Он хотел сказать «пока вся Ниверия не будет наша», но во-время одумался. Хватить панибратствовать. Ишь, распустили языки! Философствуют! При Фалконе, небось, не философствовали.
— … пока вся Ниверия не будет моя, — заключил он.
— Ладно, — сказал Хок.
— Простите, как вы сказали?
— Я сказал — ладно.
— Это плохо, Хок. Это никуда не годится.
Они встретились взглядами.
— Я не Фалкон, — сказал Зигвард.
— Да, я заметил.
— Вы меня устраиваете, Хок, а когда я не буду больше нуждаться в вас, я не стану ломать вам суставы на колесе, не буду травить вас ядом, но отправлю в отставку и назначу вам очень хорошую пенсию. Вы перестанете быть охранником, но станете богатым землевладельцем. Но сердить меня я вам, Хок, не рекомендую. Вы — специалист по сиюминутности, а у меня очень большие планы. Нравоучений от вас я не потерплю. Я вас не звал, вы сами ко мне пришли. Идите.
— Хорошо, — сказал Хок.
— Плохо, — откликнулся Зигвард. — Опять плохо. Не так вам следует отвечать.
— Да, господин мой, — ответил Хок.
— Вот так-то оно лучше.
Многие глашатаи остались в Астафии и без всяких угрызений совести стали служить Зигварду, как раньше служили Фалкону. Городу было объявлено, что Великий Князь Зигвард обратится к народу в полдень с балкона дворца.
Щедрые дотации развеяли сомнения торговцев и владельцев таверн. Двери таверн распахнулись и вино полилось рекой. Кружка вина шла за четверть обычной цены. Окрестным фермерам объявили, что освобождают их на целый год от налогов. Кузнецы и столяры получили большие заказы и авансы. Примитивно, грубо и открыто, как и подобает большому политику, Зигвард склонил мнение народное на свою сторону.
В полдень к площади перед дворцом было не подобраться. Бранту пришлось воспользоваться крышей одного из стоящих на площади домов — он залез на нее со стороны переулка и сел на кромку, свесив ноги и оглядывая толпу внизу. В какой-то момент ему показалось, что он увидел в толпе Нико. Удивительное дело, подумал Брант, этот кретин всегда оказывается в нужном месте в нужное время — и никак это свое умение не использует. А по крышам ползаю я.
Он оглянулся и обнаружил, что часть черепичного покрытия потревожена его переходом. Брант вздохнул и пошел обратно — прилаживать черепицу. Дураки, подумал он. Уж чего проще — кровлю сделать правильно, и то не умеют. Держится все на соплях. Жесть всех испортила — жестью как ни крой, все равно будет сносно выглядеть. Распустились, обленились. Да и угол наклона у крыши дурной — слишком маленький, дождевая вода застревает в неровностях, крыша портится. А дом, меж тем, на главной площади города стоит. А щелей да уступов по стенам столько, что странно, как он до сих пор не рухнул. Оно, конечно, по добротной стене я бы на крышу так скоро не влез бы. Но все-таки — непорядок. Строить надо так, господа мои, чтобы у правнуков рука не поднялась снести. Вот как надо строить. И не прикрывать жестью да штукатуркой недостатки планировки. Бездельники, дармоеды.
Меж тем с балкона дворца уже произносились фразы. Знакомый голос у самозванца, однако. Брант перебрался обратно к краю крыши. А, нет, это не самозванец, это Бук.
— …действительно мой отец. И поэтому…
Интересно, подумал Брант, признать своим отцом чужого человека — дороже или дешевле, чем отказаться от собственного отца?
На балконе стояли несколько человек, все, кроме Бука, незнакомые. Кронинцы, стало быть. Ну а где же виновник всего этого? Разыгрывают, как театральный номер — с уходами и появлениями. Если бы я этот дворец проэктировал, я бы к этому балкону какой-нибудь занавес придумал раздвижной, чтобы уж действительно все по правилам. И перед каждым выходом барабанная дробь для пущего эффекту.
Наконец Бук закончил хитроумно составленный свой спич и отступил в сторону, пропуская вперед рослого лысоватого, энергичного мужчину средних лет. Лицо самозванца показалось Бранту знакомым. Даже очень знакомым. Я его очень хорошо знаю, подумал Брант, но давно не видел. Где и как? Где и когда? Колония Бронти? Кронин? Страна Вантит?
Очень знакомое лицо. Очень знакомые манеры и жестикуляция.
Тембр голоса у самозванца оказался весьма неприятный — какой-то рявкающий, неровный, простонародный, совсем не похожий на сдержанный, величественный баритон Фалкона. Но говорил он интересно, хоть и банально.