Он отбросил миниатюрный арбалет и пошел на Бранта, не примериваясь и не вставая в стойку, с опущенным мечом. Брант был прекрасно обучен всем приемам боя лучшими учителями, но ему не хватало практики, и он видел, что здесь с ним играть не будут. Боар уже исчез. Совершенно ни к чему было сейчас вот просто так дать себя убить.
Брант отступил на шаг, резко повернулся, одним прыжком заскочил на столик у окна, и всем телом ударил в раму и стекло. Рама была, к счастью, несерьезная, и он выпал наружу, перекатился, вскочил, и бросился бежать. Он повернул за угол, оступился, выровнялся, и добежал до следующего угла.
Жилистый не собирался за ним гнаться. Он подошел опять к большому столу, где все, кроме Боара, продолжали оставаться на своих местах, как покорно ждущие своей очереди животные на бойне.
— Кто такой? — спросил жилистый, оглядывая лица сидящих.
Помолчали.
— Я спрашиваю, кто такой.
— Брант, — сказало сразу несколько человек.
— Брант? Брант. Откуда?
— Из Беркли.
— Сомневаюсь, — сказал Хок. — В Беркли совсем другой выговор, господа студенты, изучающие наречия. Совсем другой. Ровнее, монотоннее, и больше в нос. Ну, ладно, этого вы, положим, можете не знать. Ну-ка, — он еще раз оглядел сидящих и наугад указал на Вудпекера. — Ты. Вставай и следуй за мной. Будешь заложником, пока не найдем Боара и Бранта. Не волнуйся, больше одного дня это не займет. Вставай, вставай.
Он брезгливо оглядел двоих охранников. Один лежал без сознания, второй сидел на стуле и сжимал предплечье.
— К медику, — сказал Хок, потирая приплюснутый нос. — А от медика пошлешь кого-нибудь подобрать этого. Вольно.
Он вышел, и Вудпекер покорно последовал за ним.
Податливый народ — студенты, думал Хок. Податливый, но очень безалаберный. Крикливый, агрессивный, трусливый. Их очень легко заставить подчиняться, но очень трудно заставить выполнять инструкции, они вечно чего-то путают и забывают, и все понимают не так.
В здание ратуши они вошли вдвоем. Хок остановил Вудпекера и сунул ему в руку два золотых.
— Боара ты указал мне правильно. Место выбрал правильно. А вот Бранта ты за общий стол пустил совершенно зря. Надо было увести его в сторону, усадить за отдельный столик, и что-нибудь ему рассказать из тобою выученного. Не зря же в университете учишься.
— Но вы мне об этом…
— Иногда нужно уметь импровизировать. Сейчас ты пойдешь прямо, вдоль стены, потом повернешь налево. Там есть дверь, ведущая в боковой ход, через нее и выйдешь. Уйдешь к тетушке на окраину, заляжешь там, через три дня вернешься. Понял?
На всякий случай Хок незаметно пошел вслед за Вудпекером, который, да, проследовал вдоль стены, но потом повернул не налево, а направо.
— Стой! — сказал Хок тихо и веско.
Вудпекер вздрогнул всем телом и обернулся.
— Куда тебе было велено повернуть?
— А… не помню.
— Налево, дубина.
— Да, точно, — обрадовался Вудпекер.
— А ты куда повернул?
— Э… налево?
Хок вздохнул.
— Туда иди, — и показал пальцем. — Туда.
Сам он вернулся в вестибюль и взбежал, прыгая через три ступени, на второй этаж по мраморной парадной лестнице.
Из кабинета мэра можно было обозревать весь город. Помещался он в восьмиугольной башне на крыше.
В данный момент мэр принимал делегацию зажиточных окрестных фермеров. Они обсуждали новую дорогу, которая должна была задеть некоторые из их участков.
— Вон отсюда, — сказал Хок, входя. — Все вон.
— Но, господин мой, — сказал растерянно мэр. — Я…
— Государственное дело. Вон. Живо.
Перепуганные фермеры и мэр поспешно вышли из кабинета.
Было душно. Хок распахнул одно из окон и свежий ветер ворвался в кабинет, подняв и смахнув со стола ворох бумаг. Хок не стал их подбирать. Он уселся в кресло, налил в серебряный кубок холодной журбы (у мэра были большие ее запасы) и стал ждать.
Через двадцать минут дверь кабинета беззвучно открылась и вошедшая статная белокурая дама с чуть лошадиным лицом прошла почти мужской походкой к письменному столу.
— Здравствуйте, Рита, — сказал Хок, вставая.
— Сидите, сидите. Я в данном случае вовсе не дама, я просто ваш товарищ. Это журба? Гадость какая. Я предпочла бы кубок вина. Какие новости, друг мой?
— Вы еще более прекрасны сегодня, чем шесть месяцев назад, до моего отъезда из Висуа.
— А вы просто поразительны и несказанно притягательны. Очень мужественный вид. Шутки в сторону. Что нового?
— Великий Князь Бук брыкается.
— Он и раньше брыкался. Убивать не будем?
— Нет, — сказал Хок. — Слишком послушная кобылка. Так, просто, капризы иногда. Но. Хотели мы с Комодом засесть за придумывание новой оппозиции, а оказалось, что она есть, и придумывать ничего не надо. Целая свора молодых аристократов и огромное количество черни. Никаких тюрем не хватит, людей придется казнить сотнями.
— Так. Еще?
— Вдовствующая Великая высказала Фалкону в очередной раз, что она о нем думает. Старик был в ярости и едва удержался, чтобы самому не спуститься в пыточные камеры и не взяться за плетку, крючья, зажимы, и прочее. Разбил в раздражении вазу об стену. Влепил по роже одному из охраны.
— Все?
— Вроде бы все. Что ж у вас, прекрасная дама?
— Зигвард женился на Забаве.