Год Мамонта

Курьер явился через пять минут. Фалкон подал ему запечатанный свиток, выдвинул ящик стола, и бросил на стол небольшой кожаный кошель с зеленой шнуровкой.

— Письмо и травы. Только лично в руки послу.

— В случае же нападения вменяется ли мне съесть, или каким-либо другим образом уничтожить данное послание? — чеканно спросил курьер.

Фалкон некоторое время смотрел на него, потом выдвинул другой ящик и подал курьеру лист бумаги, исписанный его, Фалкона, рукой.

— Вот копия послания, — сказал Фалкон. — Прочти.

Курьер удивленно и благоговейно взял лист и уткнулся в него.

— Я ничего не понимаю, господин мой.

— Это тайнопись, мой друг. Шифр известен только мне и послу. Для всех остальных послание — просто лист бумаги с бессмысленными закорючками. Там за дверью ждет молодой человек с белой перевязью. Будешь выходить, пошли его ко мне.

Фалкон проводил курьера глазами и взялся за сообщение с юга. На юге экспериментировали с новым оружием, сработанным тамошними умельцами. Верилось плохо — огнестрелы, как их там называли, отливались из чугуна, заряжались сыпучей смесью, поверх смеси заталкивалось в жерло огнестрела чугунное же ядро, а смесь через малое отверстие поджигалась, и ядро летело с огромной скоростью на любое расстояние, сшибая все на пути. Вроде просто фантазируют, но надо бы при случае самому проверить.

Человек с перевязью оказался четвертьфиналистом в битве на мечах.

— Здравствуйте, Фокс, — поприветствовал его Фалкон. — Подходите ближе, не бойтесь, я не кусаюсь.

Фокс, тряхнув волосами, подошел ближе и почтительно встал возле стола. Молод, неглуп, верен. Правда, чрезмерно тщеславен.

— Почему вы сегодня проиграли, Фокс?

— Я… — Фокс слегка растерялся. — Я не знал, что господин мой присутствует на турнире.

— Я не присутствовал на турнире. Меня детские забавы не интересуют. Но я знаю то, что мне нужно знать. Не хотите ли вы сказать, что мое присутствие вдохновило бы вас, и вы бы вышли победителем?

— Возможно, — сказал с готовностью Фокс.

Очень молод, совсем неотесан, подумал с досадой Фалкон. С ним будет много возни.

— Больше в турнирах не участвуйте, — сказал он. — Есть у меня подозрение, что в следующий раз вам повезет еще меньше. — Он выдержал паузу. — Вы можете себе представить Хока… или, скажем, Риту… машущих кулаками в загородке, под взглядом многотысячной толпы?

Фокс подумал. — Нет, — признался он.

— А почему нет?

— Это им… не…

— Не к лицу. Потому что они профессионалы. Потому что в любой из категорий они вышли бы победителями. А турнир создан для того, чтобы дать порезвиться молодым, неотесанным. Зачем же вам у них отнимать их законные места? Они развлекаются раз в три месяца. А вы каждый день должны быть в боевой готовности. Вам не стыдно?

— Очень стыдно, господин мой.

— Идите, и запомните, что я вам сказал.

Фокс поклонился и вышел, пристыженный.

Тоже мне смена, подумал Фалкон. Впрочем, ничего, что-нибудь из него получится со временем. А смена нужна. Хок стареет. Нет, он все еще полон сил, ловок, отважен, верен. У него не дрожит рука, не слезится глаз. Он вовсе не сентиментален. Он по-прежнему не женат, не имеет ни семьи, ни детей. Он все тот же Хок. Но еще два или три года, и у него начнут появляться мелкие страстишки, и он потеряет из виду главное. Начнет сводить счеты с врагами по мелочам. Забудет об основах и принципах. Не сразу, а постепенно.

И Комод, хоть все тот же, умный, прозорливый, изворотливый, лучший дипломат в мире, тоже стареет. Он тоже не женат. Но он уже купил себе особняк за городом. Запрета на покупку особняков людьми Фалкона нет, не было, и не будет, ни письменного, ни даже неписаного. И все же — нельзя. Нельзя, старина Комод. Ошибся ты. И тебе придется скоро искать замену. Как и вообще всем моим коллегам, и моим людям в Рядилище. Безусловно, они уйдут не сразу, каждый послужит, а напоследок сделает одолжение — спровоцирует какой-нибудь заговор, поучаствует в нем же, и потопит и непокорных участников заговора, и себя самого. Каждый.

Невозможно с этой командой свалить Кшиштофа. Двадцать лет они со мной, а Кшиштоф жив-здоров, агрессивен как никогда. Они уважают в нем старого врага. Старый враг — это почти друг. У них к Кшиштофу пиетет.