Год маркетолога

– Коллеги, – Андрей встал из-за стола и подошел к окну, – все очень просто. У нас есть несколько дней на принятие решения. Что бы мы делали, понимая то, что мы понимаем, если бы это была наша компания? Начали бы срочно распродавать склады и собирать деньги, пусть даже с дисконтом. Потому что если в обычные времена “cash is king”, то в кризисные и “king”, и “queen” в одном лице [48].

– Так не бывает, – засмеялся Кристофер, – “king” и “queen” в одном лице не бывает.

– Хорошо, – Андрей махнул рукой, – придумай получше. Ты согласен, что это именно то, что нужно?

– Да, – сказал Кристофер, – конечно. Я бы делал так.

– Но, – сказал Андрей. – Есть два «но». Первое – это то, что все сказанное лишь наши предположения, и никто не только не просил нас снижать объем продаж, но прямо наоборот. Поэтому если мы начнем действовать по этому сценарию, а жизнь пойдет по другому, то вместо героев мы окажемся врагами народа. Так? И есть второе «но».

– Это не наша компания, – сказал я, глядя на Андрея.

– Совершенно верно. И мы ее не спасем, даже если наши предположения верны и мы все будем делать правильно. В общем хаосе, если он наступит, наши результаты утонут, не замеченные никем.

– И что ты предлагаешь? – с интересом спросил Кристофер.

– Я предлагаю поступать как loyal corporate citizens [49], то есть строго выполнять приказания начальства. Тогда если все будет нормально, то мы получим наши вполне заслуженные бонусы, а если все пойдет плохо… впрочем, об этом я уже говорил – мы ничего не изменим.

– Мне надо подумать, – сказал Кристофер, не склонный к скорым решениям.

– А ты? – Андрей посмотрел на меня.

– Давай считать, что мне тоже нужно подумать.

– Хорошо, подумать всегда полезно, но не очень долго. Если мы не сделаем август, догонять будет тяжело. А чтобы сделать август, решение по увеличению кредитов нужно принимать уже на этой неделе.

– Увеличивать кредиты? – будто не понял Кристофер. – На фоне того, что происходит?

– А что происходит? – сказал Андрей, которому, похоже, уже наскучил этот разговор, поскольку он считал, что решение принято. – Что происходит?

Было начало августа, и до банкротства Leman Brothers [50]осталось чуть больше месяца.

Глава пятнадцатая

Итак, нужно было многое решать, но в первую очередь разобраться со своей личной жизнью. Наверное, я так устроен, что не могу любить сразу двух женщин, и поэтому одна из них сразу чувствует, что есть другая. Ирина была близкая, теплая и родная. У нас была пусть и не очень уж долгая, но все равно общая история, и я не хотел с ней расставаться. И еще я был перед ней виноват. Настя была волнующей, далекой и непонятной. Конечно, в нынешние времена пятнадцать лет вообще не разница, но она принадлежала к другому поколению – и не по возрасту даже, а по отношению к жизни. И даже не так важно, что она из другого поколения, – она просто другая. Может быть, я бы хотел соединить с ней жизнь, если бы сам был или стал другим. Если бы я был художником или писателем. Если бы она не была такой свободной и, не побоюсь этого слова, богатой. Если бы я не принадлежал к среднему классу, пусть и в верхней его части, со всеми вытекающими отсюда заморочками. Если бы она… Не имеет значения. Поэтому выбор мой был очевиден, а тяжесть на душе непомерна, особенно когда она сказала:

– Ты просто не можешь поверить, что я люблю тебя, в этом все дело. Я думаю, ты вообще не можешь поверить, что кто-то кого-то любит. Ты думаешь, это так, слова, для обозначения каких-нибудь биологических процессов. Я бы научила тебя любить, и ты бы поверил. У тебя же отпуск, приезжай, останься со мной на две недели, на выходные съездим во Францию или в Италию…

– Это ничего не изменит, Настя, мне очень хорошо с тобой, но это неправильно.

– Ты всего лишь боишься разрушить одни отношения и не построить другие. Вот чего ты боишься. И поэтому хочешь бросить меня.

– Что ты говоришь, как тебя можно бросить, таких, как ты, не бросают.

– А что же ты тогда делаешь со мной, Костя? Ты меня бросаешь, не придумывай сейчас всякие слова, от них только хуже будет. Меня никто никогда не бросал, вот ты первый. И все потому, что не веришь, что я тебя люблю.