Самолеты у врагов тоже, впрочем, были новые — и вот это было плохо. Война в Корее уже не первый год шла самая настоящая, воевали в ней профессионалы, и советские зенитчики гибли под ударами «Тандерджетов», «Сейбров», «Шутинг Старов» и «Метеоров», точно так же, как гибли зенитчики-корейцы и китайские добровольцы. Гибли солдаты-срочники из поколения, на шесть-семь лет опоздавшего на войну, выкосившую их отцов, дядек и старших братьев, — шоферы, прожектористы, техники и просто рядовые стрелки, призванные обеспечивать работу корпуса, целиком живущего для одной цели: хоть чуть-чуть заслонить собой кусочек корейского неба. Тремя дивизиями и одним не имеющей собственной техники полком днем, и еще одним полком — ночью.
Кивая старшему лейтенанту в такт его словам и своим мыслям, Олег не сразу осознал, что тот закончил показ. Он позволил парню сесть на свое место и поставил ему лучшую оценку, которую подполковник Лисицын мог себе позволить, учитывая собственные педагогические принципы, то есть «Толково». Наверняка мама в своей школе сейчас икнула, прикрыв рот рукой и вспомнив своего единственного теперь, так и не ставшего учителем сына. «Не все еще потеряно, мама, — сказал он себе. — Крупнокалиберная пуля в любую из конечностей — и на работу мы каждый день будем ходить вместе. Или ты будешь меня возить…»
Со злостью невидимо сплюнув на уколовшую его дурацкую, непонятно откуда пришедшую мысль, Олег продолжил занятие. Опросив еще пару человек, он перевел его в русло общего обсуждения той же самой темы: как не попасть под удар родных зенитчиков, учитывая, что об очередном изменении позиций батарей кто-то всегда может забыть сообщить.
— Вторая эскадрилья! — неожиданно рявкнул динамик в углу под потолком. Все остановились на полуслове, и только что всеобщий гомон оборвался разом. — Принять «готовность номер два»!
Летчики повскакивали, на ходу заправляя свитера, застегивая куртки и складывая листы проработанных с подполковником карт. Поднялся и сам Олег. Он пропустил летчиков в дверь перед собой, а затем свернул в другую сторону коридора — обратно к штабным комнатам. Уже перед самой нужной ему дверью он задержался у подоконника и посмотрел вниз. До противоположного конца ВПП вполне можно было за несколько минут добежать и на своих двоих, но машина с работающим мотором уже ожидала под дверью штаба, и Олег увидел, как стоящий у ее кузова молодой шофер откозырял выскочившим из дверей истребителям — явно излишне в данной ситуации, но искренне и чуть ли не трепетно.
— Товарищ подполковник, «этот самый» в эфир вышел! — сообщил ему капитан, сидящий у занимавшей половину стола рации, которую обслуживал ушастый сержант. — Все уже на КП, и товарищ комполка просил вас сразу туда идти, как вернетесь.
— «Соседи» уже взлетели? — спросил Олег капитана. Он поймал себя на том, что неосознанно начал делать те же самые движения, которые несколько минут назад подметил у спешащих на аэродром летчиков, и заставил кисти своих рук успокоиться. В отличие от них, на Олеге был обычный китайский, горчичного цвета френч, и оглаживать его каждые двадцать секунд было глупо.
— Взлетают, товарищ подполковник. Мне кажется, что в любую минуту может начаться.
Это был уже прямой намек, и Олег, поблагодарив офицера кивком, торопливо пошел к лестнице, ведущей в бункер.
Под многозначительным словосочетанием «этот самый», употребленным связистом в присутствии своего ушастого солдата, понимался совершенно уникальный участник этой войны, лица которого до сих пор не видел ни один человек из знающих его как «Первого четырехпалого». «Первый четырехпалый» — это было устоявшееся за последние два года в узком кругу старших офицеров корпуса прозвище неизвестного американского радиста. Он работал в каком-то из штабов и почти наверняка имел отношение к авиации. Американские военные радиокоды уровней выше батальонного расколоть за последние десять лет не удалось ни разу, и то, что могли означать двух-трехминутные передачи этого радиста, морзянкой улетающие в эфир один или два раза в неделю, не знал никто. Конечно, это могло быть нечто совершенно неважное — но как раз те самые два года назад кто-то догадливый в корпусном разведотделе сумел соотнести нерегулярные передачи одной из сотен работающих в глубине вражеской территории раций с тем, что через час или полтора 5-я и 20-я воздушные армии США проводили совместные боевые операции как минимум среднего по объему задействованных сил и средств масштаба. Исключений из этого правила почти не отмечалось: если операции были чисто тактическими, то есть проводились авиацией флота или морской пехоты США, армейскими легкомоторными разведчиками или геликоптерами, либо же не превосходили по своим масштабам каждодневной боевой работы — рация «четырехпалого» обычно молчала.