Год Мудака

Многие телезрители, — Дуст снова потряс пачкой, — очень, очень многие телезрители спрашивают, отчего мы показываем так мало передач из жизни руководителей нашей Великой России. Я вынужден извиниться перед вами. Да! Да, в последние две недели мы недостаточно внимания уделяли этой теме. Но я спешу вас обрадовать! На днях киностудия имени Нахалкова закончила съемки нового тридцатисерийного фильма режиссера Нахалкова «Я шагаю по Ленинграду» о юности Сами-Знаете-Кого! В главной роли — как всегда, Владимир Мешков, а сценарий к фильму написал сам Борис Квакунин. Настоящим подарком для меломанов станет саундтрек к фильму, который также специально для картины создал великий ГБ.

Дуст попил водички и лучезарно сказал:

— А теперь я прощаюсь с вами, дорогие россияне. Пишите письма, хе-хе!

Кукин посмотрел в программу — после Дуста должна быть интересная передача «О вреде и происках жидов». Что примечательно — Кукин искренне порадовался находке коллег — вести ее принудили бывшего президента Еврейского конгресса Утинского. В свое время его долго ловили, а потом простили и вот пригрели. Надо понимать, чтобы всякие правозащитники не бухтели попусту.

Утинский быстро втянулся, работал с огоньком, с юмором, и передачу в народе любили. Правда, кое-кто больно умный говорил, что он ворует свои мысли у известного в свое время журналиста Льва Творогова, который сейчас не то в Америку уехал (что запросто), не то сгинул в мудаках (что маловероятно), не то стал замаскированным советником Сами-Знаете-Кого (в это верили чаще всего). Последний слух был, что Творогов слишком много занимался постинтеллектуализмом, отчего истощил силы и умер.

После него осталось много книг: «Постинтеллектуализм для всех», «Хуй не надоест», «Жиды и говно», «Смерть пидору Соловьеву» и много еще каких хороших.

А вот и он, умница.

— Во второй раз посмотрел по телевизору «Сибирский цырюльник», — начал, как обычно, ни с хуя Утинский, — и во второй раз — с чувством глубокого удовлетворения. Несомненно, травлю этого глубоко хорошего фильма в свое время организовали жиды.

За что они ругали этот глубоко хороший фильм? За масленицу и водку, за икру, царя и отечество, то есть — за образ «загадочной русской души».

Между тем, образ «души» в фильме подан вовсе уж не с тем дурновкусием, о каком писали в своих лживых псевдоинтеллигентских статейках жиды. Авторефлексия юмора соблюдена, просто соблюдена она в меру, без ухарских топтаний шапки.

«Его отец русский», — говорит Джейн-1905.

«Это многое объясняет! — с готовностью соглашается сержант Бешеная Собака. — Моцарт, наверное тоже русский?»..

Этого, по-моему, достаточно.

Где там ещё эта душа была? В объяснении автохтонами местных традиций? Ну так, бля, а вы с иностранцами пробовали общаться? Они ж даже квашеную капусту не жрут!..

Вообще, экзотический строй фильма настроен больше на русские глазья, чем на которые «Оскар». Икра — а у кого «Россия, которую мы потеряли»? Пьянство, а кто им гордится? Ихним-то наше пьянство в хуй не упёрлось.

Ну юноши наши от голых сисек в обморок падают, так это же до сих пор так, и если вы сами не пробовали в девятом классе от любви утопиться, значит, вы жид и, наверное, пидорас.

А вот это смело, подумал Кукин, почесывая опять яйцо — уж не мандавошки ли у Лолки? Про пидоров смело как сказал Утинский, молодец. Так их, пидоров.

— Во время презентации лесоповальческого Цырюльника народ ахает и бежит, — продолжал Утинский, поправляя ермолку. — Конечно, жид бы не побежал! Он бы заинтересовался, ему по хую, что три головы у Цырюльника. А наш православный мальчик-башкир (будущий революционер, прямо с этой минуты), едва завидев чудовище, что сделал? Ёбнул кулаком по стоящему рядом старейшине: «Бога нет, а значит, всё можно».

Конечно, в фильме есть вкусовых издержек, авторской глухоты, случайного дурновкусия. Но как же без них? Любимые жидами Тарковский и Феллини имеют по семьдесят процентов их, а любимый жидами русофоб Гринуэй состоит из них на сто восемь процентов. Но их язык «съедает» эти натяжки, вернее, подразумевает как элемент модернистского текста.

«Зелёно-сопливое море» — очень красиво?..

А если вы не плачете во время сцены проводов Толстого на каторгу, значит, вы жид, пидорас и лишены эстетической интуиции.

Опять про пидорасов! Вот смелый человек, опять подумал Кукин. Пидорасы ж могут и написать — не то на телевидение, не то Мэру Великой Столицы, а то и, страшно подумать, Сами-Знаете-Кому!

Запищал пейджер.

«Привет, это Паша», — было написано на экранчике. — «Позвони мне срочно». И номер.

Что за Паша такой? Странно… Но палец уже набирал циферки, и в трубке сказали:

— Двадцать второе отделение ВОПРАГ.

Кукин сильно напугался и помолчал, дыша.

— Что молчите?

Сейчас номер проверят.

— Извините, — сказал Кукин. — Мне Пашу.

— Так бы и сказали. А то — молчит. Паша, тебя!

— Привет, Кукин!

— Привет. А кто это?

— Афанасьев, помнишь меня?

— Не помню, — на всякий случай сказал Кукин.

— Ну как же? В школе вместе учились, сидели за партой вместе. Я после девятого класса в Питер уехал.

— Не помню, — настаивал Кукин.