Год на острове Врангеля. Северная воздушная экспедиция

Якуты успокоились и показали нам место, где капитан «Красной Звезды» оставил бензин. С большим трудом удалось их упросить перенести бензин (он был в бидонах) к самолетам. Для таких невеж, как мы, они, очевидно, не желали ничего делать.

После зарядки самолетов мы приготовились к ночевке, развели огромный костер и были страшно поражены, что неожиданно наступила самая настоящая ночь. Уже полтора месяца от самого Петропавловска-на-Камчатке мы жили в постоянном дневном освещении.

Ночь была коротка, но все же Егер успел, засунув ноги в костер, сжечь свой сапог, не повредив ноги. Нога была спасена только потому, что утро было холодное и дождливое. Полузамерзнув, Побежимов проснулся и, увидев в костре странный предмет, который трещал, дымился и не горел, разбудил всех, в том числе и хозяина несчастного сапога.

Егер снял остатки сапога, от которого шел пар, отрезал половину голенища, отодрал часть подошвы и снова надел сапог. Так он и щеголял в нем в Якутске, поражая своей персоной даже видавших виды золотоискателей с Алдана.

Четыре дня в Якутске

В середине августа мы подлетели к Якутску, где решили отдохнуть один день. Мы были немного утомлены; наш путь никак не был похож на очередной рейс летчика регулярной воздушной линии.

Мы пролагали великий Ленский воздушный путь, являясь пионерами летания в этих безлюдных, унылых местах.

«Полет гражданского летчика, — думал я, подлетая к Якутску, — проходит над изученной местностью, где через каждые 20–30 км он, в случае неисправности самолетов, имеет возможность опуститься, получить помощь и лететь дальше. Он ведет нормальный образ существования, всюду ему обеспечен и завтрак, и обед, и ужин, и ночлег в культурных условиях. А мы… Мы уже вторую неделю не умывались… Да, отдых в один день вполне заслужен!..».

Когда моторы наших самолетов загремели над городом, я, делая ряд кругов, увидел, как люди бежали по улицам к реке.

Вслед за посадкой нас лично встретил председатель Совнаркома Якутии и член ВЦИК'а тов. Амосов и после летучего митинга в честь нашего прилета отправил нас в дом Научной Базы для отдыха.

У самолетов остался караул.

Вымывшись и обчистившись, поскольку это было в наших силах, мы отправились на банкет, устроенный правительством Якутии в честь нашего прилета.

Место взлета в Якутске…Я смотрю на отвесный берег Лены, почти закрытый туманом, и вижу, как дождевые облака низко, с огромной быстротой несутся на север…

Егер шел, как мы шутили, «в одном сапоге», но не обращал на это обстоятельство внимания:

— Ног во время банкета не будет видно, и никто не узнает: в одном я сапоге или в двух! — смеялся он.

В речах членов правительства и научных работников Якутии, произнесенных на банкете, было отмечено значение перелета для края в научном и культурном отношении.

Ряд ораторов так много говорили о нас, что я искренне испугался, как бы мы не зазнались и не стали изображать собою героев. Но мы все же не зазнались. Причиной тому было то обстоятельство, что часть нашего внимания, и очевидно большая, была отвлечена необыкновенно вкусными, давно невиданными вещами, стоявшими на столе.

Довольные и сытые возвращались мы с банкета домой. Обычно серьезный и неразговорчивый, Кошелев произнес необычайное количество слов за этот вечер.

Случилось это событие при следующих обстоятельствах.

У ворот дома нас встретила какая-то старушка и, обращаясь к идущему впереди Кошелеву, спросила:

— Скажи, сынок, высоко ли вы летаете?

— Высоко, бабушка! — ответил вежливо Кошелев.

— А выше облаков летаете?

— Как же, и много выше летаем.

Старушка немного помолчала, словно что-то не решаясь спросить, но, видя серьезного и вежливого, очевидно, внушающего ей доверие человека, продолжала «интервью» более тихим голосом:

— А скажи, сынок, Илью-пророка ты там не видал?

— Нет! — ответил Кошелев и серьезным тоном продолжал:

— Илью не встречал, а вот святого Максима часто встречаем… Да вот на прошлой неделе я его встретил…

— А это что же такой за святой? Чтой-то я такого и не слыхала, — недоумевала старушка, пораженная «каменной» серьезностью Кошелева.

— А это, бабушка, старый и богатый святой, у него и лошадок на пару побольше, чем у Ильи. Меньше как на четверке он и не ездит.

— А вы обгоняете их?

— А как же… У них, бабушка, техника отсталая. Где же им угнаться за нашими самолетами на своих старых лошадках.

— Зачем же это вы обгоняете-то их? Небось, обидно старикам! Пусть бы себе ездили впереди…

Неизвестно, куда могла бы уклониться тема разговора, если бы не вмешался Побежимов.

Он резко заявил старушке и подошедшим любопытным, что никаких святых нет и что Кошелев шутит.

Он долго еще разговаривал с собравшимися, рассказывая им о громе, о молнии, о том, как устроен самолет и почему он летает, и, что больше всего меня поразило, убедил старуху…

Прощаясь с нами, старушка говорила:

— Теперь я больше не буду верить ни в каких богов!