Год на севере

На Канинском берегу, на островах Колгуеве и Новой Земле, попадется особый род семги, меньше ростом, с более нежным мясом и со всеми теми же привычками и свойствами, какими обладает сама семга; это - гольцы. Они также любят подниматься вверх по рекам для метания икры, также любят борьбу с порогами и крутым, сильным течением, так же лоншают, то есть возвращаются из реки в море с носовым наростом. На этом основании и ловят их теми же способами, то есть строят небольшие заборы с деревянными вершами, и точно так же гольцов этих набивается в каждую вершу так много, что все остальные, задние, стоят неподвижно большими табунами, уткнувшись головами в тальи забора. Отсюда их большею частию и добывают просто саком. Кроме заборов, гольцов ловят еще в невода при устьях рек. Лучшие вкусом гольцы - новоземельские, вылавливаемые в незначительном числе и исключительно притом для домашнего употребления. Вообще голец мелок, шкурка его синеватая с мелкой чешуей. Рыба эта очень вкусна, даже осоленная скупо и дурной солью.

Так же скупо и, в то же время, так же дурно осаливается на всех пунктах улова семга, вопреки огромному требованию на эту рыбу во всех столичных и других рынках России; несмотря на то, что поморам дозволено приобретение лучшей французской соли в Норвегии и провоз ее оттуда беспошлинно, соление до сих пор производится небрежно: рыба солится плохо вычищенная, плохо промытая, не тотчас по улове, а значительно уже вылежавшаяся, стало быть потерявшая половину изо всего ее лучшего. Купорится она в нечистых, промозглых, прогорклых бочонках, нечистыми руками, с количеством соли, брошенным наугад, без системы, без положительного знания, по каким-то вековым предрассудкам и приметам. Поразительное исключение составляет, может быть, одна только семга-порог, приготовляемая опрятнее, но и та солится вместе с костями, нередко в старом рассоле и без помощи селитры, которая принята за благо во всех других местах Европы. Несмотря, однако ж, на то, порог-семга солится не заграничной солью, а русскою, той же беломорскою (с варниц Красной горы)...

Быстро нес меня карбас на легком благоприятном поветерье от деревни Кузомени по направлению к Кашкаранцам. Скоро пронес он это сорокаверстное пространство и к вечеру позволил увидеть эту деревню прямо с моря, на далеко выдавшемся из земли песчано-каменистом мысу, со множеством обычных крестов на наволоках. Назади помнился камень-корабль - скала, имеющая издали поразительное сходство с этим великаном судов; впереди виднелась деревушка Кашкаранцы с относительно недурными строениями. Попались в карбасе кашкараны, обиравшие рыбу с тоней, которых . такая пропасть по всему спопутному берегу. То же множество промысловых избушек, не пустых на то время (был конец июля), стояло на берегу и на дальнейшем пути, на следующих 15-ти верстах до Сальницы и 20-ти до Оленицы. Огромная мель, на которой торчали голые камни чуть не над поверхностью воды, не позволила мне побывать в первой из этих деревушек. Не был я также и в следующей деревушке - Оленице (с 30 домами и 50 мужиками); белелась только верстах в шести от нас вновь строившаяся деревянная церковь. Благоприятное - редкий гость - поветерье понесло нас мимо; даже сами гребцы не хотели сменяться до Кузреки, которая отстоит от Оленицы, как думают, верст на тридцать пять (зимние пути, конечно, короче верст на пять, на семь, на десять и даже больше).

Кузрека - маленькая (10 дворов), грязненькая, старенькая деревушка, заброшенная далеко за устьем реки Кузи, мелкой до того, что по стрежу ее расставлены вехи, обстоятельство, помешавшее англичанам посетить эту деревушку, несмотря на то, что она в то время почти совершенно обезлюдела: все мужское население ее уходило на помощь в Умбу, до которой от Кузреки 30 верст морем. Немногим пополнило мои сведения посещение этой деревушки, помимо семужьей ловли, которая и здесь составляет насущное, главное занятие. Из этой деревушки, точно так же, как и изо всех прежних до Поноя, народ не поднимается на Мурман, но по зимам, с Федора Тирона до Благовещенья, ходит для промысла морского зверя недели на три, на четыре на Бабий Нос, на мысы Погорельский, Никодимский, в Девятое (становище у Поноя) и на Святой Нос.

На промысел этот идут обыкновенно в следующем порядке: впереди бежит на лыжах хозяин, обязанный высматривать удобное для прохода место и кричать, где камень, где ропачистый (негладкий) лед, между которым вода обыкновенно садит (ходит с необыкновенной быстротой) и мельчит торосный лед в шугу, по которой бегут уже на длинных и широких "ламбах". Пока они бегут, мы ненадолго остановимся осмотреть эти диковинные ламбы, которые здесь, на Терском берегу, чаще называются лопарским словом "калги". Берут доску длиною в 2 аршина 6 вершков, шириной 2 1/2 вершка, в толщину не более 7/8 того же вершка.