Год на севере

Таков географический вид устьев Северной Двины. Предоставляя дальнейшие скудные подробности их описания специалистам, спешу обратиться к берегам этих устьев и поискать на них жизни, которою вообще не похвалится ни одно из устьев больших русских рек, всегда засыпанных песками, обездоленных растительностью и всеми признаками и задатками для живой, сосредоточенной и упорной деятельности. Не похвалятся и двинские устья жизненной деятельностью прибрежного человека и многолюдством заселения, и едва ли не меньше всех они имеют на то право. Недаром народное присловье выделило мудрожанина, как человека совсем не хорошего, от которого нельзя ждать ничего доброго: скудное житье в забытом богом месте выучило их изворотливости в делах, а на беду и рядом с этим резко сказывающейся плутоватостью. Песчаными отмелями, косами, как бы временно выплывшими из моря, чтобы вскоре затопиться снова водой, глядят все острова двинских устьев, в частях их, ближних к морю. На некоторых нет вовсе никакой растительности, на иных она вся выяснилась бедно и тускло в тщедушном ивняке и как бы затем, чтобы далее вовсе перейти в мертвенную бесплодность неоглядного Белого моря.

Насколько развита здесь населенность для этого обращаюсь к последнему из устьев, к Никольскому.

В 4 1/2 верстах от Никольского бара и в 34 верстах от Архангельска, у Никольского устья реки двины одиноко белеются стены бедного полуопустелого третьеклассного монастыря Никольско-Карельского, достопамятного тем, что сюда в 1553 году пристал англичанин Ченслер, отыскивавший путь в Индию и нашедший у царя Ивана Грозного гостеприимство и ласку и получивший потом право на торговлю с Россией. Это был первый шаг к основанию заграничной торговли-России морским путем, чрез Белое море. Здесь-то, подле монастырских стен, и существовала корабельная пристань иностранных судов. И вот почему англичане долгое время и новый порт свой, город Архангельск, называли портом святого Николая. С 1584 года обезлюдело место под монастырем, со времени заведения нового, хотя и дальнего порта. Безлюдьем глядит оно и теперь, и тоскливосмотрится на дальнее, беспредельное море, на пустынный берег монастырский и на туманность противоположного, и, наконец, на бревенчатые, старые стены монастыря Никольского. Веет от них дальнею древностью. Каменное строение монастырских церквей относится ко временам царя Алексея Михайловича (между 1664—1673 годами). Носятся в воспоминаниях грустные картины при одном представлении о причинах основания стен этих и самого монастыря.

Восстает из дальних веков увлекательный, но еще не разгаданный образ Марфы Борецкой, - посадницы Великого Новгорода, которой повиновалась строптивая республика, с которой считался небоязливый и очень хитрый царь московский Иван Третий. Сильная нравственным значением своим среди свободного народа, богатая змельными владениями, угодьями и деньгами, владетельница многих вотчин, за смертию мужа, независимо от сыновей, счастливая, наконец, семейною любовью и сыновьями, Марфа — как говорит народное предание — отправила двух из них, Антона и Феликса, осмотреть свои поморские вотчины. Вотчины эти, рассыпанные по всему западному берегу моря, не были еще на тот раз подарены игумену Зосиме — основателю Соловецкой обители. Благополучно осмотрели сыновья Марфы все дальние от Двины вотчины, осматривали уже ближние к Двине на Летнем берегу моря и, счастливые окончанием поручения, плыли уже на Холмогоры к Никольскому устью. Случилась ли крепкая буря, вез ли их несведущий кормщик, обманул ли плавателей фальшивый прилив «маниха», — предание молчит, но утверждают, что сыновья Марфы потонули и потом уже на двенадцатые сутки выброшены были морскими волнами на берег. На том именно месте и погребены были тела их и тут же вскоре Марфа поручила построить монастырь - с церковью во имя святителя Николая, подле которых и находятся (на северной стороне) гробницы потонувших.

Марфа, тоскуя о сыновьях, награждала, между тем, монастырь вотчинами, подарила сенокосные луга, тони, и солеварницы и прислала от себя на то грамоту такого содержания:

«Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Се аз раба Божия Марфа, списа сие рукописание при своем животе, поставила есми церковь храм святаго Николы, в Корельском, на гробех детей своих Антона да Феликса, а дала есми в дом святаго Николы куплю мужа своего Филиппа на Лавлеострове село, да в конечьных два села, по Малокурье пожня и рыбныя ловища, и по церковной стороне и до Кудмы, и вверх по Кудму и до озера, а в Неноксы вместо засеки и полянка, приказываю дом святаго Николы господину своему деверу Федору Григорьевичу и его детям и Леонтею Аввакумовичу и зятю своему Афромею Васильевичу, а на то Бог послух и отец мой духовный игумен Василий святаго Спаса; а кто се рукописание приступит или нарушит, а наши памяти залягут, сужуся с ним перед Богом в день страшнаго суда...»