Читаем Год невозможного. Искусство мечтать опасно полностью

Аттестационные процедуры, посредством которых определяются работники, получающие прибавочную зарплату, являются, конечно, произвольным механизмом власти и идеологии, без какой-либо серьезной связи с настоящей компетентностью, или, как об этом говорит Мильнер, необходимость прибавочного продукта по своему характеру — не экономическая, а политическая: сохранить «средний класс» в целях социальной стабильности. Произвольность социальной иерархии вовсе не ошибка, а сама суть всего этого, так что произвольность аттестаций играет роль, соответствующую произвольности рыночного успеха. То есть насилие угрожает взорваться не тогда, когда есть слишком много случайности в социальном пространстве, но тогда, когда некто пытается устранить эту случайность. Именно на этом уровне необходимо искать то, что можно назвать, в довольно мягких понятиях, социальной функцией иерархии. Жан-Пьер Дюпюи {18} понимает иерархию как одну из четырех процедур («символических диспозитивов»), функция которых — сделать отношения превосходства неунизительными для нижестоящих. Есть собственно иерархия (навязываемый извне порядок социальных ролей, находящийся в явном противоречии с более или менее высокой внутренней ценностью индивидов — поэтому я воспринимаю мой низкий социальный статус как совершенно не зависимый от ценности, которой я обладаю); демистификация (критико-идеологическая процедура, которая показывает, что отношения превосходства/подчиненности не имеют основания в оценке заслуг, а есть результат объективной идеологической и социальной борьбы: мой социальный статус зависит от объективных социальных процессов, а вовсе не от моих заслуг; как язвительно пишет Дюпюи, социальная демистификация «играет в наших эгалитарных, соревновательных и меритократических обществах ту же самую роль, что иерархия в традиционных обществах {19} — она позволяет нам избежать болезненного вывода, что более высокое положение другого человека — следствие его заслуг и достижений); случайность (тот же механизм, только без его социально-критической стороны: наше положение на социальной лестнице зависит от природной и социальной лотереи — повезло тем, кто родился с лучшим складом характера и в богатых семьях); сложность (превосходство или подчиненность зависит от сложных социальных процессов, которые не зависимы от намерений или заслуг индивида — например, невидимая рука рынка может стать причиной моего краха и удачи моего соседа, даже если я гораздо усердней работал и был умнее). Вопреки тому, что может казаться, все эти механизмы не оспаривают иерархию и не угрожают ей, а делают ее приемлемой, поскольку «то, что возбуждает завистливое беспокойство, — это идея, что другой действительно заслужил свой успех, а вовсе не противоположная идея, которая одна может высказываться открыто» {20}. Дюпюи делает из этой констатации (очевидной для него) вывод: большая ошибка — думать, что общество, которое справедливо и воспринимает себя как справедливое, будет вследствие этого свободным от всякого ресентимента — напротив, именно в таком обществе те, кто занимает низшие позиции, найдут выход своему чувству уязвленной гордости в насильственных вспышках ненависти.

Именно здесь одна из непреодолимых проблем современного Китая: целью реформ Дэна Сяопина было ввести капитализм без буржуазии (как нового правящего класса); теперь, однако, китайские лидеры делают болезненное открытие, что капитализм без стабильной иерархии (приносимой буржуазией как новым классом) порождает перманентную нестабильность — так каким же путем пойдет Китай? В более общем плане в этом, вполне возможно, заключается причина, по которой (бывшие) коммунисты возникают вновь как наиболее эффективные капиталистические менеджеры: их историческая враждебность в отношении буржуазии как класса замечательно вписывается в основную тенденцию сегодняшнего капитализма как менеджерского капитализма без буржуазии — в обоих случаях, как когда-то уже сказал Сталин, «кадры решают все». (Есть также интересное различие, возникающее между современным Китаем и Россией: в России университетские преподаватели до смешного низкооплачиваемы, они фактически уже стали частью пролетариата, в то время как в Китае они прекрасно обеспечены «прибавочными зарплатами» как средством, гарантирующим их покорность).

Перейти на страницу:

Похожие книги

Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота
Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота

Профессор физики Дерптского университета Георг Фридрих Паррот (1767–1852) вошел в историю не только как ученый, но и как собеседник и друг императора Александра I. Их переписка – редкий пример доверительной дружбы между самодержавным правителем и его подданным, искренне заинтересованным в прогрессивных изменениях в стране. Александр I в ответ на безграничную преданность доверял Парроту важные государственные тайны – например, делился своим намерением даровать России конституцию или обсуждал участь обвиненного в измене Сперанского. Книга историка А. Андреева впервые вводит в научный оборот сохранившиеся тексты свыше 200 писем, переведенных на русский язык, с подробными комментариями и аннотированными указателями. Публикация писем предваряется большим историческим исследованием, посвященным отношениям Александра I и Паррота, а также полной загадок судьбе их переписки, которая позволяет по-новому взглянуть на историю России начала XIX века. Андрей Андреев – доктор исторических наук, профессор кафедры истории России XIX века – начала XX века исторического факультета МГУ имени М. В. Ломоносова.

Андрей Юрьевич Андреев

Публицистика / Зарубежная образовательная литература / Образование и наука