Год обезьяны

— Нет. Как был следователь, так им и остался. Стал только следователем-«важняком», так у нас говорят про следователей по особо важным делам. Зато в январе девяностого все наши идейные прокуроры дружно вышли из партии, сдав свои партийные билеты. Через несколько месяцев состоялось собрание, и они забрали свои партийные билеты. Забрали обратно, решив снова вернуться и стать членами партии. Еще через год они снова начали сдавать свои партбилеты. Во время августовских событий прошлого года, когда в Москве объявили ГКЧП, многие бросились снова забирать свои партийные билеты в парткоме. Когда выяснилось, что путчисты проиграли, эти же принципиальные коммунисты стали в очередной раз сдавать билеты. Мне было так стыдно на них смотреть. Я не представляю, как они после этого себя чувствуют. Я никогда не был идейным коммунистом, и мне всегда было немного смешно, когда я сидел на наших партийных собраниях. Но свой партийный билет я принципиально никому не отдавал. Это мое прошлое, часть моей жизни, истории моего народа. Может, я не прав, как вы думаете?

— Не знаю. Я всегда презирала наших секретарей парткомов. Только следили за всеми и стучали в компетентные органы. Демагоги и подхалимы. Может, поэтому все и рухнуло. Никто и ни во что уже не верил. Особенно те, кто работали на Западе. Они видели, какое несоответствие между нашим существованием и жизнью в этих странах.

— У нас просто политический диспут, — улыбнулся он.

Она рассмеялась. Он чувствовал, как ему все больше и больше нравится эта молодая женщина с таким необычным взглядом.

— Вы истратите весь бензин на обогрев машины, — предупредил Муслим. — Может, куда-нибудь поедем? Вы должны знать, где есть поблизости ресторан или кафе.

— Поедем, — согласилась она, — здесь рядом есть небольшой ресторан. Там играет тихая музыка и дают хороший кофе.

Она водила машину довольно уверенно. Уже через несколько минут они припарковались у небольшого кафе «Золотая антилопа». Она оказалась права, здесь действительно было достаточно комфортно. Где-то далеко играла тихая музыка, а посетителей почти не было видно за горшками с цветами, расставленными по всему залу. Им выделили столик в самом углу.

Потом они долго разговаривали. Он рассказывал ей о своей жизни, о своих двух ранениях, о работе в прокуратуре, о событиях, происшедших в его республике за последние несколько лет. Он рассказал ей почти всю свою жизнь, за исключением того случая в Ленинграде, который произошел с ним двенадцать лет назад. Она рассказывала ему о своей командировке, о своих впечатлениях от посещения Бельгии и Федеративной Республики Германии. Рассказывала, как случайно оказалась в Восточном Берлине после объединения Германии и как испугалась разницы в уровне жизни двух половинок некогда единого города, уже успевшего снова стать единым. Им было просто интересно друг с другом. Официантка несколько раз недовольно подходила к ним, гремя посудой и давая понять, что им нужно уходить. Наконец девушка не выдержала.

— Извините, — сказала она, — уже десять минут двенадцатого. Мы закрываемся в одиннадцать.

Муслим ошеломленно взглянул на часы. Они даже не заметили, как прошло столько времени. Она грустно усмехнулась.

— Кажется, мы засиделись…

— Простите. — Муслим подозвал официантку, чтобы расплатиться. — Где ваша дочь, Вера? Вы, наверно, должны были ее забрать?

— Не беспокойтесь, — ответила она, — девочка у родителей мужа. Они ее просто обожают и часто берут к себе. У них хорошая зимняя дача. Отец моего мужа был крупным чиновником, он получил эту дачу от государства, когда ее конфисковали у какого-то валютного спекулянта. Они сейчас живут там, за городом. Мать мужа тяжело больна, и мы не говорим ей о нашем разводе, чтобы ее не волновать. Делаем вид, что все в порядке.

Он понимающе кивнул. Они вышли на улицу. Стояла ясная погода, какая обычно бывает зимой в северных городах. Искрящийся ночной снег, вкусный, холодный, обжигающий воздух и полная луна. Они снова уселись в салон автомобиля.

— Куда вас отвезти? — спросила она. — Где вы остановились?

— В «Прибалтийской». Но я вам не разрешу меня туда отвозить. Только этого у меня в жизни не было. Чтобы меня провожала женщина. Мы поедем к вам домой, и я провожу вас до вашей квартиры. А потом поймаю такси и поеду в гостиницу.

— Но это неправильно.

— Возможно. Но не забывайте, что я кавказский мужчина. У нас свои представления о приличиях. Нельзя, чтобы женщина меня провожала, я буду чувствовать себя после этого самым несчастным человеком.

— Хорошо, — улыбнулась она, — мне нравятся ваши традиции.

Они снова вернулись на Суворовский проспект. Вышли из салона. Она протянула ему руку.

— У меня такое ощущение, что я знаю вас очень давно. Уже много лет, — призналась она.

— У меня тоже, — смущенно ответил Муслим, — спасибо за чудесный вечер.

— Надеюсь, что вы узнали не только мой адрес, но и домашний телефон? — лукаво спросила она.

— Да, — кивнул он.

— Звоните и не пропадайте, — пожелала она на прощание. — Когда вы заканчиваете свою работу?