«Откуда она может знать? Кто ей сказал? Может, она имела в виду, что знает насчет того, что он вчера заболел? Вернее, наоборот, не заболел, а это я ей насвистел, что ему резко вдруг стало плохо. Может, она это имела в виду? Или она все-таки догадалась, что он ее лечит насчет своего пролетарского происхождения? Неужели она знает насчет его папы? Что там она спрашивала меня о моей работе? С кем-то меня сравнила… Никак не могу вспомнить с кем…»
У меня вообще появилось такое странное чувство, как будто я здесь оказался не совсем случайно. Точно такое же, как после разговора об итальянском катере. Как будто вокруг меня что-то происходит, и я даже принимаю в этом участие, но вот что происходит, и что, собственно, я тут делаю – это оставалось загадкой.
– С обычной скоростью получилось.
Так она, кажется, мне сказала. Интересный, вообще, подход к любви. А как же тогда Сережа?
В этот момент дверь в комнату резко открылась и треснула меня по спине. Я зашипел от боли.
– Прости, – сказала Марина, отбирая у меня фотографии. – Я не думала, что ты так близко будешь стоять.
Я молча следил за тем, как она снова прячет их за книжки.
– Пойдем завтракать, – обернулась она. – А то твой омлет остынет. Ты чай с сахаром пьешь или без сахара?
Я просто не знал, что ей сказать на это.
После разговора с Ильей Семеновичем пришлось ехать к Сереже. Бывают такие дни. Начинаются паршиво, а продолжаются еще хуже. Совершенству нет пределов. Причем – в оба конца. Это касалось, кстати, и самого Ильи Семеновича. Я даже не предполагал, что такое бывает. Читал, может быть, в старых книжках или по телику видел, но думал всегда, что это литература из школьной программы. Иудушка Головлев – «прореха на человечестве». Так, кажется, нас грузили? Или это был какой-то другой приколист? Плюшкин? Короче, все они – пацаны из одной команды. А капитаном у них Илья Семенович. Флагман и рулевой. Загрузил меня по полной программе.
И вот я поехал от него прямо к Сереже. А куда мне деваться? Бабки-то получаю. Надо было отчитаться как покатались на лошадях.
Классно покатались.
Но бок все еще болел. Даже скорость переключать было больно. Может, все-таки лучше к врачу?
– А что у тебя с лицом? – сказал Сережа, выключив свой компьютер. – Впрочем, не важно. Пойдем со мной. Отец, наверное, еще дома.
Хорошо, что он не спросил про Марину. Фиг его знает, что бы я мог ответить. Настроение было паршивое. Я даже придумать ничего не успел.
– Что с вашим лицом? – спросил Павел Петрович, как только мы вошли к нему в кабинет.
– Он упал с лошади, – сказал Сережа.
Догадливый, блин. Шерлок Холмс. А я тогда кто?
По любому не доктор Ватсон.
– С лошади? Может, вам надо к врачу?
– Ни к какому врачу ему не надо. Мы пришли поговорить с тобой.
Интересно, что он имел в виду под этим «мы»?
– Хорошо, я вас слушаю.
Павел Петрович немного напрягся. Его видимо тоже прикололо Сережино «мы».
– Сколько ты платишь Михаилу за то, чтобы он за мной шпионил?
Немая сцена. В прямом смысле. Стоим и смотрим друг на друга.
Молчание ягнят, часть вторая.
– Две тысячи долларов, – наконец оживает Павел Петрович. – Но кто сказал, что он должен… шпионить?
– Я.
У Сережи голос немного срывается. Подросток еще. Половое созревание, все дела. Пубертатный период.
– Мне кажется, Сергей, ты несколько драматизируешь ситуацию…
– Перестань говорить свои дурацкие слова! Ты все время говоришь слова, которые совсем не к месту. Сейчас не надо так говорить!
Тут я понял, что пацан мой завелся. Или уже был заведен к тому времени, как я пришел. Может, у них вчера что-нибудь произошло? На этом их совещании.
Слава Богу, короче, что он еще не знал про мои подвиги.
– Я говорю вполне нормально. Но если тебе не нравится мой тон, можешь говорить сам. Я тебя слушаю.
И тут этот Сережа поворачивается ко мне.
– Скажи ему, что ты от него уходишь.
Молчание слонят. Ягнята не актуальны.
– Что?
– Скажи ему, что ты увольняешься.
– Увольняюсь?!!
– Сергей, послушай… – попытался вмешаться Павел Петрович.
– Не перебивай!
Он почти орал уже. Этот подросток.
– Скажи ему!
Мы снова молчим. Смотрим друг на друга. Теперь уже молчание слонов. Настоящих, больших, пыльных. Замешательство.
А у меня еще совесть. Марина рядом со мной, под одним одеялом. Косяки.
– Скажи ему!
– Хорошо, – у меня голос немного хриплый, пришлось откашляться. – Павел Петрович, я увольняюсь…
Павел Петрович вздыхает как бегемот и садится. Мне бы тоже куда-нибудь сесть, но стульчиков рядом нету. Впрочем, теперь все равно. Чего тут рассиживаться?
– Отлично, – радостным голосом говорит этот Сережа. – А раз ты свободен, то теперь я хочу тебя нанять.
Вот сейчас мне бы стульчик.
– Он платил тебе две тысячи – я буду платить две с половиной. Ты согласен?
Я поворачиваюсь к Павлу Петровичу. Кто тут из них рулит, в конце концов?
– Подожди, Сергей, – говорит он. – Что за цирк? Чем ты ему будешь платить?
– Долларами. Мама оставила мне сто тысяч. Ты ведь их не потратил? Она доверяет тебе.
– Она просила вложить их в твое образование…
– Вот мы и вложим. Михаил – великолепный учитель. Педагог с большой буквы.
– Послушай, Сережа…