Год Огненной Змеи

Цырен Догдомович сует трубку в карман и направляется к «газику». Возвращается он с лопатой.

— Попробуем пока первобытной техникой, чтобы зря не сидеть.

Словно всю жизнь Догдомэ тем и занимался, что землю копал. Лопата легко входит в грунт, из канавы летят один за одним комья земли.

— Яна войне сапером был, — объясняет он. — Чего-чего, а покопать пришлось… В сорок первом досталось. Отступали… Шагаем, шагаем, с ног валимся. Доберемся до намеченного рубежа, тут бы и передохнуть, хоть самую малость, а надо оборону занимать. Значит, копай, копай, сапер!.. Траншеи, ходы сообщения… Да если бы такая земля, как здесь. А то — камень один. И вся техника — лопата… Руки в кровь. Что делать? Надо было. Без того в боях народу сколько теряли. А наши окопы да траншеи не одну жизнь спасли. И сам живой остался — успел в окоп свалиться. Ранило, правда, тяжело. Сестра на себе вытащила. Век ее не забуду…

— Вас много раз ранило?

— Пять… — Догдомэ продолжает орудовать лопатой. — Живучий я оказался. Никак меня убить не могли.

— Да-а… Досталось вам…

— Тебе не меньше, хотя и в мирное время. Вообще, войны бы не было — вместо окопов да траншей сколько канав оросительных накопали бы, а? Теперь машины всякие изобрели…

Догдомэ, не прерывая работы, принимается рассуждать о земле:

— Земледелие мы худо-бедно вести научились. И луга сенокосные у нас неплохо ухожены. А вот о пастбищах плохо заботимся. Это же основная часть наших земель. Их все время улучшать надо, от сорняков очищать… И травы плохо знаем. Ну, там, дикий лук-мангир, саранка, щавель, еще кое-какие съедобные — в этом каждый разбирается с малолетства. А остальные? Зеленая — значит, трава. Старики говорят, в наших степях больше ста разных трав растет. А как они называются? Не по-латыни, не по-русски — по-нашему, по-бурятски. Хоть кого спроси — не скажет. А какие в какой траве витамины? Какие травы овцы любят, какие коням нужны, коровам полезны? Какие травы от каких болезней? Как применять? Какие ядовитые? Знали же прежде! Знали да забыли… Кто-то из стариков и сейчас помнит. А мы не спрашиваем у них. Так и уйдет с ними. Животноводы должны по виду, по вкусу, по запаху определять травы…

Догдомэ выпрямился, любовно оглядел степь.

— Ты, Дугаржаб, подумай вместе с друзьями, как улучшить наши пастбища.

— Конечно подумаем, — охотно отзывается Дугаржаб.

— Где же, однако, Булат? Съезжу-ка я за ним.

Цырен Догдомович кидает лопату и направляется к машине.

— Я быстро.

Теперь за лопату берется Дугаржаб. Хотя нога на протезе у него и «как живая», а толку от нее мало. Приходится налегать на черенок всем телом. Приспособился. Кидает не спеша. Слышно только тяжелое дыхание, да как выброшенная из канавы земля влажно шлепается, шуршит комьями… Устал с непривычки — пот по щекам течет, спина взмокла.

Не заметил, откуда Булат взялся. Весь красный, комбинезон в пыли. На плече — лопата.

— Где же твоя техника?

— Там, где и была, — Булат со злостью швырнул лопату. — Все есть — и трактор, и навесной копатель, и плуг. Только бригадир не дает… Что за человек этот Цынгуев! И еще ругается…

— А мы тебя ждали, ждали… Догдомэ за тобой поехал. Ну, теперь Шойдок без слов даст!

— Пока от него дождешься, мы эту канаву с тобой руками распашем.

— Ну-у!

— Не веришь?

Дугаржаб снова принимается копать. Булат кидает землю с другой стороны канавы.

— А где ваша «летучка»?

— У Майлы оставили. Сюда не проехать — грязь.

— Значит, наш бригадир шефов не признает?

— Мы как с Цынгуевым встретимся, так ссоримся.

— Он и нас хуже классовых врагов считает.

— Ничего, мы с ним как-нибудь поговорим.

— Правильно. Пора втолковать ему.

У Булата еще не перекипела злость, и он с силой втыкает лопату в ставший почему-то неподатливым грунт, далеко отшвыривает землю, неразумно растрачивая энергию. Запальчивости его хватает ненадолго, но сдаваться Булат не собирается, да и перед другом неловко.

— Пока Догдомэ вернется, мы с тобой этот бугорок сровняем, — тяжело дыша, объявляет он.

— Это, пожалуй, сделаем, — соглашается Дугаржаб. — Вообще тут без ручной работы не обойтись.

— Ты не устал?

— Нет. С чего…

Нога у Дугаржаба побаливает, но признаться в этом он не хочет.

Будто соревнуясь, парни сравнивают холмик, перекрывший канаву. На вид он совсем небольшой, а почти не убывает, как ни стараются они. Оба взмокли, почернели от пыли, смешанной с потом. Не гладят друг на друга, не разговаривают. Булат про себя считает, сколько лопат земли выкинул. На сто двадцатой сбился.

— Перекур!

Дугаржаб валится на землю.

— Я сейчас. До «летучки» добегу, — говорит Булат. Нога у Дугаржаба разболелась не на шутку. Он потихоньку ковыляет к оврагу, снимает протез и окунает покрасневшую культю в холодный поток. Боль утихает.

— Ой-ооо! — слышится испуганно-удивленный возглас.

Чумазый Ким, братишка Булата, широко раскрытыми глазами уставился на лежащий рядом с Дугаржабом протез. В голове мальчишки это никак не укладывается.

— А почему… нога?

— Ты за ней присматривай, — подмигивает Дугаржаб. — Вдруг убежит.