Год под знаком гориллы

Когда поживешь в деревушках и городах, приобщившись к цивилизации, нелегко вернуться вновь на лоно дикой природы. Я чувствовал себя как заключенный, выпущенный на свободу после долгого пребывания в тюрьме, не знающий, что ему делать со своей свободой, куда деть свои силы. Живя среди людей, теряешь привычку двигаться бесшумно. Лес и его обитатели не сразу принимают тебя как своего, некоторое время остаешься пришельцем, чужаком, вторгнувшимся в лесные пределы. Возвращение к дикой природе — процесс постепенный, проходящий в основном подсознательно. Когда наши чувства наконец освобождаются от непрерывного шума и других посторонних раздражителей (неотъемлемых элементов нашей цивилизации) и, так сказать, очищаются в спокойствии гор, тогда звуки, запахи, зрительные впечатления от окружающей природы снова приобретают смысл и значение. Понемногу смелость и уверенность человека в себе, порожденные убеждением в том, что он в полной безопасности в окружающей его культурной обстановке, исчезают. И вот он — слабое, смиренное существо, пришедшее в лес не нарушать его покой и не подчинять его себе, а приветствовать лес как товарища и заявить о своем родстве с гориллами и нектарницами. Мне вспомнилась песня индейцев Навахо:

Гора, я стал частью тебя.
Травы, ели,
Я стал частью вас.
Утренние туманы,
Облака, собирающие влагу,
Я стал частью вас.
Солнце, плывущее над землей,
Я стал частью тебя.
Дикий лес, роса, цветочная пыльца,
Я стал частью вас… [6]

Ни в этот день, ни на следующий гориллы мне не встречались, хотя нередко попадались довольно свежие их гнезда. На третий день я захватил с собой Н'секенабо, сторожа заповедника. Это был огромный улыбчивый парень, чьи мускулистые руки не уступили бы по силе рукам гориллы. Путь наш пролегал сквозь густые заросли лобелий. Их обнаженные стволы, увенчанные пучком больших листьев, поднимались на шесть футов. Если повредить это растение, из него выделяется липкая белая жидкость, очень горькая на вкус. Когда эта жидкость попадает в глаза, она вызывает невыносимое жжение.

Внезапно впереди и чуть в стороне от нашего пути мы услышали пронзительный капризный визг. Такой же визг я слышал в зоопарке, когда у детеныша гориллы отняли любимую игрушку. Сделав знак Н'секенабо обождать, я пополз вперед и, спрятавшись за ствол дерева, заглянул в небольшую ложбину. Из зарослей вышла самка гориллы и медленно взобралась на пень; из угла ее рта небрежно, словно сигара, свисал стебель дикого сельдерея. Она села, взяв стебель обеими руками, сорвала зубами жесткую кожуру и съела сочную сердцевину. Затем появилась другая самка, за спину которой цеплялся маленький детеныш. Она схватила дикий сельдерей у самого корня, рывком вытащила его из земли, затем, отстранив одной рукой листву какого-то растения, села и принялась есть, роняя жесткую кожуру себе на колени.

Дикий сельдерей очень похож на своего культурного собрата, но, как я потом узнал, горький на вкус. Оказалось, что в районе Кабары это растение является вторым по важности пищевым продуктом горилл. Стараясь получше разглядеть других членов этой группы, я сделал несколько неосторожных движений. Меня заметила самка. Она издала короткий крик и скрылась в зарослях. Большой детеныш, весом около восьмидесяти фунтов, взобрался на покосившийся ствол дерева, внимательно посмотрел в мою сторону и быстро слез. Неожиданно в каких-нибудь ста футах от меня прошли семь животных. Вереницу замыкал крупный самец с серебристой спиной. Он на мгновение задержался и поглядел на меня из-за высокой травы; из нее виднелась только его макушка. Он отрывисто взревел несколько раз, что, очевидно, должно было служить предупреждением и мне и его группе, а затем исчез. С ним были три самки и четверо детенышей. Двое из них сидели, крепко уцепившись, на спинах самок.

На следующий день Кей и я видели горилл только издали. Но на третий день нам удалось подобраться близко к одной группе. Скорчившись на низкой развилке ветвей хагении и частично укрытый ее листвой, я прекрасно видел обезьян, видел, как они кормились и отдыхали среди высокого кустарника, даже не подозревая о моем присутствии. Один самец с серебристой спиной не спеша подошел к вернонии, древовидному кустарнику, схватил ствол растения примерно в шести футах от земли и одним рывком вырвал его, затем неторопливо оторвал ветку, расщепил ее зубами и стал жевать нежную сердцевину, словно ел кукурузный початок. Самка разлеглась на поваленном стволе дерева, сорвала верхушку растущей около нее вернонии и стала есть лиловые цветы, отрывая их по одному указательным и большим пальцами и отправляя в рот. Подросток взобрался на верхушку древовидного кустарника, уселся там на корточках и принялся раскачиваться. Потом он спустил ноги и повис на одной руке, медленно вращаясь.