Год последнего орла

Я неожиданно захохотал. Неверными шагами я брел по залу, хватаясь за пульты, и хохотал как безумный. Люди удивленно оборачивались, показывали на меня пальцами, но я не мог остановиться. И вдруг я понял, что это вовсе не смех. Поток воздуха от кондиционера ударил меня в лицо, оно оказалось мокро от слез. Шатаясь, я направился к выходу — и увидел стоящую в дверях девушку.

Голубой облегающий форменный костюм делал ее похожей на песочные часы. Она стояла, высокая, гибкая, стройная, и от нее словно веяло прохладой и спокойствием. Она взяла меня под руку, проворно отвела на пустынный дворик и посадила на мраморную скамейку под искусственным кедром.

— Ну-ну, успокойтесь, — сказала она профессионально участливым голосом медсестры. — Сядьте здесь. Прислонитесь к дереву. — Она приложила руку к моей щеке. — У вас жар. Вот примите-ка две таблетки.

Она присела рядом, не отрывая от меня заботливого и в то же время немного иронического взгляда. Ее красота не была классической: вздернутый нос, пухлые губы. Но увидев, как она сидит на краешке скамейки, чуть склонившись ко мне, а ветерок слегка треплет ее распущенные волосы, я вдруг подумал, что это какое-то таинственное космическое существо, ниспосланное небесами, чтобы поддержать и утешить меня. Мне стало гораздо лучше.

— Все в порядке, — признался я. И, ужасно смутившись, выпалил:

— Я Алек Фитцсиммонс. Может быть, вы слыхали — я на прошлой неделе прилетел со спутника. Я еще не приспособился к земной жизни. Меня еще ноги не держат.

Ее аквамариновые глаза широко раскрылись.

— Ой! — воскликнула она, всплеснув руками, как ребенок, и мгновенно сбросив с себя профессиональное бесстрастие. — Вы правда тот самый знаменитый Фитц? А я ведь все время мечтала вас увидеть! Вот здорово!

Я скромно кивнул.

— Вы здесь работаете? — спросил я. — Или только сейчас спустились с небес?

Она звонко рассмеялась.

— Нет, к небесам я не имею никакого отношения! Меня зовут Либби Лэнг. Я работаю сестрой милосердия здесь, в медпункте. Мы не показываемся, пока что-нибудь не случится, поэтому вы меня и не видели. Шизофреники звереют, если чувствуют, что за ними наблюдают.

— Я и не думал, что в этой горе винтов, проводов и лампочек прячутся живые люди. А сами вы, кстати, не робот?

— Ну что вы! Можете потрогать, — она приложила мою руку к своей щеке. Я почувствовал себя как-то странно, и мне захотелось еще раз ее коснуться. Ведь я столько времени не видел настоящей живой девушки!

— А что вы делаете? Нянчитесь с винтиками и болтиками и меняете предохранители?

— Дело не в этом. Если кто-то здесь начинает отдавать концы, я бегу за реаниматором. Оказываю помощь, если кто-нибудь падает в обморок. Бывают еще острые приступы агорафобии: когда в ответах Главного Мозга упоминаются фермы, коровы и прочие диковины, агорафобы начинают кричать или даже пытаются покончить с собой. Вот и приходится за ними присматривать.

— Печально.

— Это еще не все. Хуже всего и чаще всего случаются просто припадки. До десяти случаев в день.

— А что это? Обмороки?

— Не совсем. Некоторые просто теряют сознание, у других начинаются судороги, а кое-кто начинает бушевать и даже крушить все вокруг.

— А почему?

— Причины разные. Вообще-то это называется «синдром побочных явлений».

— А что это такое? — я решил, что через такого посредника знакомиться с новым миром куда приятнее, чем при посредстве Главного Мозга, и боялся только одного — что в любую минуту кому-то может потребоваться ее помощь.

— Ну, вы ведь знаете, что сейчас существует по меньшей мере шестьдесят семь принудительных прививок, которые обязан делать каждый.

— Когда я улетел, их было только пятнадцать.

— Каждый год прибавлялись новые. Забота о здоровье населения, сами понимаете. Пытаются создать массовый иммунитет.

— Против чего?

— Видите ли, приходится делать прививки от Черной Смерти, Красной Смерти, Зеленой Смерти и Алой Смерти — все эти болезни от плохой воды.

— Но ведь рек уже не существует.

— Не совсем так. Вода из притоков все-таки поступает в водопроводы. А вирусы, о которых я говорю, не боятся обработки и проскакивают сквозь фильтры.

— Вернусь-ка я, пожалуй, к себе на спутник, — сказал я, попробовал привстать, но не смог. — Впрочем, мне бы хотелось узнать все до конца. Вы покорили аудиторию.

— Ну, раз вы хотите знать… есть еще Оранжевая Смерть, Лиловая Смерть, Ярко-Зеленая Смерть — это уже от загрязнения воздуха.

— Это что, массовые удушения? Как было в семидесятых годах?

— Нет-нет, такого теперь не бывает. Теперь происходит только медленное отравление остаточными углеводородами и всякими их синергистами, которых полно в воздухе.

— С ума сойти, — сказал я. — Но почему не обязали всех носить кислородные маски?

— Пытались обязать, и все несколько лет в них ходили. Но потом кто-то решил, что это — нарушение свободы личности.

У меня опять заболела голова. И я почему-то надел цветные очки, хотя в этом не было никакой необходимости.

— О, простите! — передо мной снова была сестра милосердия. — Вы так побледнели! Я все-таки вызову такси и отправлю вас домой.