Это был Мордис – его так и не увезли. Потом Аманда рассказала, что завернула его в занавеску из душа, оттащила по коридору и свалила в лифт. Точнее, не его, а то, что от него осталось. Она сказала, что крысы порезвились на славу, и не только в «Чешуйках», но везде сколько-нибудь близко к городам. Прежде чем за него взяться, Аманда надела перчатки от чьего-то биоскафандра – она, конечно, была смелая, но не рисковала по-глупому.
Скоро она опять возникла на моем экране.
– Ну вот. Я уже тут. Перестань реветь.
– Я думала, ты никогда не доберешься, – наконец выговорила я.
– Я тоже так думала, – сказала она. – Ну хорошо. Как открыть дверь?
– Я не знаю кода, – сказала я. И объяснила про Мордиса – что он один знал коды дверей в «липкой зоне».
– Он тебе так и не сказал?
– Он говорил: зачем вам коды? Он менял их каждый день – чтобы их не украли, чтобы сюда не залезли какие-нибудь психи. Он хотел нас защитить.
Я изо всех сил старалась не паниковать. Вот она, Аманда, по ту сторону двери; но что, если она ничего не сможет сделать?
– Ну, может, хоть намекнул?
– Он что-то сказал про мое имя. Прямо перед тем как… когда они… Может, он про это и говорил.
Аманда попробовала.
– Нет. Ладно. Может, это твой день рождения? Скажи мне день и месяц. Год.
Я слышала, как она жмет на кнопки, ругаясь себе под нос. Мне показалось, что прошло очень много времени. Замок щелкнул, дверь распахнулась, и Аманда предстала передо мной.
– Ох, Аманда, – сказала я.
Она была загорелая, оборванная и грязная, но живая. Я протянула к ней руки, но она быстро отступила.
– Код был простой: А равно один и так далее. Действительно оказалось твое имя. Бренда. Только задом наперед. Не трогай меня – на мне могут быть микробы. Я пойду приму душ.
Пока она мылась в ванной «липкой зоны», я подперла дверь стулом, чтобы она не захлопнулась и не заперла нас обеих внутри. За пределами моей комнаты ужасно воняло по сравнению с фильтрованным воздухом, которым я дышала до сих пор. Пахло гнилым мясом, а еще дымом и чем-то химическим, горелым, потому что в городе начались пожары, а тушить было некому. Мне повезло, что «Чешуйки» не сгорели – вместе со мной.
Когда Аманда кончила мыться, я тоже помылась, чтобы стать такой же чистой. Мы надели фирменные зеленые халатики «Чешуек», которые Мордис приберегал для своих любимых сотрудниц. Мы сидели, ели энергетические батончики из мини-холодильника, разогревали в микроволновке крокеты из пухлокур, пили пиво, которое нашли внизу, и рассказывали друг другу, как так получилось, что мы все еще живы.
Тоби просыпается внезапно. Кровь стучит в голове: «та-дыш, та-дыш, та-дыш». Тоби мгновенно ощущает перемену в своем пространстве. Кто-то ворует у нее кислород.
«Дыши, – говорит она себе. – Двигайся так, словно плывешь. Нельзя, чтобы от тебя пахло страхом».
Она приподнимает с тела розовую простыню – как можно медленнее. Садится, осторожно оглядывается. Ничего крупного, во всяком случае в этом закутке: тут просто места нет. И тут она видит. Это всего лишь пчела. Медоносная пчела ползет вдоль подоконника.
Пчела в доме – к гостям, говорила Пилар. А если пчела умрет, то гости будут недобрые. Нельзя убивать эту пчелу, думает Тоби. Она осторожно заворачивает ее в розовое полотенчико.
– Донеси мою весть, – говорит она пчеле. – Скажи тем, кто в мире духов: пожалуйста, пришлите помощь поскорее.
Тоби знает, что это суеверие; но ритуал ее странно приободряет. Впрочем, может быть, эта пчела – из трансгенных, которых выпустили, когда вирус уничтожил обычных пчел. А может, это даже блуждающий киборг-шпион, которым больше некому управлять. В этом случае вестника из него не выйдет.
Тоби сует свернутое полотенце в карман накидки: она возьмет пчелу на крышу, выпустит и посмотрит, как пчела понесет послание мертвым. Но должно быть, надевая на плечо ремень карабина, Тоби нечаянно раздавила пчелу: развернув полотенце, она обнаруживает, что пчела какая-то неживая. Тоби вытряхивает полотенце с края крыши, надеясь, что пчела полетит. Та летит, но это больше похоже на полет семечка, чем на полет насекомого. Визит будет не к добру.
Тоби подходит к краю крыши с видом на огород и смотрит вниз. И точно: недобрые гости уже приходили. Свиньи вернулись. Они подкопали забор и разорили весь огород. Это даже больше похоже на месть, чем на разнузданное обжорство. Вся земля изрыта и распахана: что не съели, то втоптали в землю.
Если бы Тоби была склонна плакать, она бы сейчас расплакалась. Она подносит к глазам бинокль, обводит взглядом газоны. Сначала она их не видит, но потом замечает две розовато-серые головы – нет, три… нет, пять: они поднимаются над зарослями цветов и сорняков. Тоби видит маленькие блестящие глазки, по одному на свинью: они стоят в профиль и смотрят на нее искоса. Они наблюдают за ней: как будто хотят полюбоваться ее отчаянием. Более того, они в недосягаемости: если в них стрелять, только зря пули потратишь. Очень может быть, что они это знают – с них станется.