Год потопа

Тоби возвращается на кухню и выливает остатки теплой воды в тазик: нужно снять измочаленные перья и блестки. Тоби несет тазик, ножницы, мыло и стопку розовых полотенец в комнату Рен, отгибает край простыни и начинает срезать запачканный наряд. Под перьями оказывается не ткань, а что-то другое. Оно растягивается. Почти как кожа. Там, где наряд прилип, Тоби его отмачивает, чтоб легче отделялся. В паху вырван кусок. Ужас, думает Тоби, жуткое зрелище. Надо будет сделать компресс.

На шее потертости — несомненно, следы веревки. Гноится, как оказалось, глубокий порез на левой ноге. Тоби очень осторожна, но Рен морщится и кричит.

— Больно, как еб твою мать! — говорит она. Потом ее тошнит выпитой водой.

Смыв с тела грязь, Тоби начинает промывать рану.

— Как это случилось? — спрашивает она.

— Не знаю, — шепчет Рен. — Я упала.

Тоби промывает порез и мажет его медом. В меде — природные антибиотики, говаривала Пилар. Где-то в салоне красоты должна быть аптечка.

— Лежи спокойно. Ты же не хочешь, чтоб у тебя началась гангрена.

Рен хихикает.

— Тук-тук, — говорит она. — Ганг. Рена.

Наконец грязный костюм содран, Рен вымыта губкой.

— Я дам тебе отвара Ивы с Ромашкой, — говорит Тоби. И Мака, думает она. — Тебе нужно поспать.

Тоби думает, что Рен лучше лежать на полу, чем на столе. Она устраивает гнездо из розовых полотенец, осторожно укладывает туда Рен и добавляет пару лишних полотенец, потому что Рен не дойдет до туалета, слишком слаба. Она горячая, как печка.

Тоби приносит отвар Ивы в стаканчике. Рен глотает, двигая горлом, как птичка. Ее не тошнит.

Опарышей пока рано использовать. Для этого Рен должна быть в сознании и слушаться приказов, например — не чесаться. Первым делом надо сбить ей температуру.

Пока Рен спит, Тоби роется в запасе сухих грибов. Выбирает те, что укрепляют иммунитет: рейши, майтаки, шиитаки, трутовик березовый, трутовик настоящий, чжу линь, ежовик, кордицепс. Заливает кипятком, чтобы разбухли. Потом, после обеда, готовит грибной эликсир — варит на слабом огне, процеживает, остужает — и дает Рен тридцать капель.

В комнатке воняет. Тоби приподнимает Рен, перекатывает на бок, вытягивает из-под нее грязные полотенца, вытирает ее. Все это она делает в резиновых перчатках: если у Рен дизентерия, Тоби совершенно не хочет ее подхватить. Тоби ровненько расстилает чистые полотенца и перекатывает Рен обратно. Руки Рен болтаются, голова безвольно свисает; она что-то бормочет про себя.

Ну и работенка предстоит, думает Тоби. А когда Рен оправится — если оправится, — на запас еды будут претендовать два человека вместо одного. Значит, еды хватит на вдвое меньший срок. Того, что осталось. А осталось не так много.

Может, лихорадка победит. И Рен умрет во сне.

Тоби думает о порошке из «Ангелов Смерти». Много не понадобится. Рен так слаба, что хватит самой малости. Прекратить ее мучения. Помочь ей упорхнуть на белоснежных крыльях. Может быть, так будет милосерднее. Блаженнее.

Я недостойный человек, думает Тоби. И как такое только в голову придет. Ты знала эту девушку еще ребенком, она пришла к тебе за помощью, она имеет полное право тебе доверять. Адам Первый сказал бы, что Рен — драгоценный дар, посланный Тоби, чтобы дать ей возможность проявить самоотверженность и заботу о других, высшие качества, которые так старались воспитать в ней вертоградари. Сейчас, в данный момент, Тоби как-то сложно принять такой взгляд на вещи. Но придется приложить усилия.

Рен вздыхает, стонет, машет руками. Ей снится что-то плохое.

Темнеет. Тоби зажигает свечу, садится рядом с Рен и слушает ее дыхание. Вдох-выдох, вдох-выдох. Пауза. Вдох. Затем выдох. Ритм рваный. Время от времени Тоби щупает лоб девушки. Кажется, жар чуть-чуть спал? Где-то в здании есть термометр. Утром Тоби его поищет. Она считает пульс Рен: слабый, неровный.

Тоби задремывает в кресле и в следующий, как ей кажется, момент просыпается в темноте, пахнущей горелым. Она включает заводной фонарик: свеча упала, и уголок розовой простыни Рен тлеет. К счастью, простыня оказывается мокрой.

Какая чудовищная глупость, думает Тоби. Больше никаких свечей. Только когда у меня сна ни в одном глазу.

65 Тоби. День святого Махатмы Ганди Год двадцать пятый

Утром Рен на ощупь прохладнее. Пульс окреп, и она даже может сама удержать двумя дрожащими руками чашку теплой воды. Сегодня Тоби кроме меда и соли положила туда мяту.

Как только Рен снова засыпает, Тоби утаскивает грязные простыни и полотенца на крышу, чтобы постирать. Она взяла с собой бинокль, и, пока белье отмокает, Тоби озирает окрестности салона.

Свиньи — вдали, в юго-западной части луга. Две париковцы, голубая и серебряная, тихо пасутся рядышком. Львагнцев не видно. Где-то лают собаки. Над местом погребения свиньи хлопают крыльями грифы.

— Пошли вон, археологи, — говорит Тоби.