Год потопа

Люцерна сказала, что в «Здравайзере» провели анализ рентабельности и решили, что формулы и возбудители болезни для них дороже Фрэнка. Что же до разоблачительной записи, они могли пресечь ее распространение в самом начале, потому что все новости контролировала корпорация СМИ. Она решала, что будет новостью, а что нет. А в Интернете публиковали столько всякого, и вранья и правды, что люди уже ничему из этого не верили или верили всему подряд, что то же самое. Так что в «Здравайзере» решили не идти на сделку. Они выразили соболезнование Люцерне, но сказали, что их политика — не поддаваться на требования шантажистов, так как это лишь поощряет новые похищения, и без того слишком частые.

Так что Люцерна лишилась места высокопоставленной корпоративной жены в «Здравайзере», а заодно и дома. Учитывая сложившееся неудачное стечение обстоятельств, она решила перебраться в охраняемый поселок «Криогений» и занять место домоправительницы у очень милого джентльмена по имени Тодд, с которым познакомилась в гольф-клубе. Люцерна выразила надежду, что я не съеду с катушек из-за эмоций, вызванных похищением Фрэнка, что со мной обычно бывает по любому другому поводу.

«Криогений». Гнездо шарлатанов. Люди платили за то, чтобы их головы заморозили после смерти, на случай если когда-нибудь потом ученые найдут способ заново выращивать тела к этим шеям. Дети в «Здравайзере» шутили, что на самом деле в «Криогении» замораживают только пустые черепа, а все нейроны вытаскивают из черепа и пересаживают свиньям. В Здравайзеровской средней школе ходило множество подобных чернушных выдумок, хотя иногда трудно было понять, выдумка это или правда.

Люцерна продолжала: главный итог всего этого — что в семье больше нет денег. Тодд не старший вице-президент, а всего лишь менеджер по работе с клиентами, и у него трое собственных маленьких детей, которых он вынужден содержать, а я ему никто, и она, конечно, не может просить Тодда, чтобы он платил еще и за меня, помимо всего прочего. Так что хватит с меня беззаботной студенческой жизни. Мне придется покинуть академию Марты Грэм и отныне самой о себе заботиться.

Быстрый пинок — и меня выбросили из гнезда. Правда, нельзя сказать, что Люцерна когда-нибудь обеспечивала мне что-нибудь похожее на гнездо. Скорее у меня было ощущение, что я вишу, цепляясь за край обрыва.

Я подумала, что это ирония. Про иронию нам рассказывали на занятиях по театральным танцам. Вот Люцерна, которая когда-то нагло врала, что ее похитили. А теперь бедного Фрэнка, моего биологического отца, на самом деле похитили, а скорее всего, еще и убили. Но было совершенно ясно, что Люцерне это глубоко безразлично. Что до меня, то я даже не знала, что мне чувствовать.

Весной, перед экзаменами, корпорации устроили в холле главного корпуса ярмарку вакансий. Не серьезные корпорации, конечно, — те не стали бы никого набирать у Марты Грэм, им нужны были люди со склонностями к точным наукам, — а те, что попроще. Я не имела права ходить на интервью, потому что не была выпускницей. Но я решила все равно рискнуть и пойти. Конечно, вакансии, которые они предлагают, не для меня, но, может, хоть в уборщицы возьмут. Мыть полы я научилась у вертоградарей, но говорить об этом было нельзя — меня сразу записали бы в разряд чокнутых фанатичек-«зеленых».

Преподавательница по танцевальной пластике посоветовала мне поговорить с клубом «Хвост-чешуя». Я неплохо танцую, а этот клуб недавно стал частью «Сексторга», настоящей корпорации, с медицинской и зубной страховкой для сотрудников, так что это совсем не проституция. Многие девушки идут туда работать, и некоторые знакомятся с приятными мужчинами и потом преуспевают в жизни. И я решила, что можно попробовать. Все равно без университетского диплома мне ничего лучшего не светит. Даже диплом Марты Грэм был намного лучше, чем ничего. А я не хотела до конца дней работать на разделке мяса в каком-нибудь заведении типа «Секрет-бургера».

В тот день я пролезла на пять интервью. У меня ныло в животе от страха, но я втягивала живот и улыбалась и уламывала работодателей со мной поговорить, хоть меня и не было в списке выпускников. Я могла бы устроить себе и шестое интервью — «Криогению» нужна была девушка для успокоения родственников, привезших на заморозку головы своих близких (а иногда — своих домашних животных). Но я не могла там работать из-за Люцерны. Я не хотела больше ее видеть вообще, никогда в жизни: не только из-за того, что она со мной сделала, но и из-за того, как она это сделала. Как будто прислугу выгнала.