Год призраков

Джим ушел, а я остался в дверях своей спальни, и внезапно усталость у меня как рукой сняло. Угроза мести, мысль об острых костяшках на кулаках Хинкли прогнали сонливость, но Хинкли в этот момент рядом со мной не было, и страх понемногу прошел. Лежа в кровати, я вспоминал прошедший вечер, костюмы, ощущение мороза по коже, когда мы бегом пересекали школьное поле, Питера Хортона. А потом я, естественно, дошел до случая с трубочным табаком, и воспоминание о том, как белая машина отъезжала от тротуара, навело меня на мысль, что тут чего-то не хватает. Я вылез из кровати, потихоньку пробрался в столовую и принялся рыться в гигантском блюде с собранными нами подарками.

Не хватало жирных, зрелых инжирин: мистер Барзита заворачивал их в оранжевые или черные бумажки, которые перевязывал ленточками. Я на мгновение представил, как его узловатые, старческие, чуть трясущиеся пальцы завязывают бантик. Инжир был традицией Уиллоу-авеню, но сейчас я не нашел его среди трофеев. Я напряг память и вспомнил, что в доме мистера Барзиты царила темнота, а его самого не было у калитки, где он обычно стоял в Хеллоуин, кидая в наши мешки своих «красавиц» — так он называл инжирины. В лихорадочной беготне, охваченные жадностью, мы не заметили его отсутствия, а просто пошли дальше, к дому Блэров. После этого напряг свою память, пытаясь закрасить белое пятно и вспомнить, стояла ли старая машина перед его домом, когда мы прошли мимо него в самом начале праздника. Когда мы с Мэри заметили ту машину, она отъезжала именно от дома старика Барзиты. Может быть, на мне была маска или мои мысли крутились вокруг горсти шоколадок «чанки» — подарка миссис Харрингтон. Как я ни бился, но вспомнить те минуты никак не мог.

Вместо этого мое воображение нарисовало Барзиту в молодости, во время войны: он выходил из палаты, заполненной больными. Я спрашивал себя: уж не появился ли бродяга (человек в белом плаще, ставший для меня воплощением самой Смерти) на Хеллоуин, чтобы забрать наконец человека, который, судя по всему, должен был погибнуть много лет назад в другой стране?

В поисках утешения я прошел по коридору в спальню родителей. Мама, оказывается, вернулась в гостиную и отключилась на диване. Сердце у меня упало при виде пустой кровати. Свет был включен — он, казалось, всегда был включен, но кровать оставалась незастеленной, и рабочая одежда отца с прошлой недели грудой лежала на полу.

Пока я стоял на пороге, усталость вернулась ко мне, и я зевнул. Я прошлепал в комнату, забрался в родительскую кровать и лег на мамино место, утонув в мягком матраце. До меня тут же донеслись запахи машинного масла и материнской пудры. От этого сочетания на душе стало легко, страхи прошли. Я взял с ночного столика тяжеленный красный том «Полного Шерлока Холмса» и открыл на «Собаке Баскервилей».

Шрифт был очень мелкий, текст напечатан в две колонки на тонкой — чуть ли не папиросной — бумаге. Я нашел то место, где остановился, читая свой собственный экземпляр, и стартовал с него. Не прошло и минуты, как крохотные буковки принялись разбегаться, как муравьи. Сила тяжести взяла свое, книга вывалилась из моих рук.

Мне снился Хеллоуин: подлунным светом мы закидывали друг друга яйцами на западном поле Ист-Лейка. Братишка Пинки Штайнмахера, Понтер, попал мне яйцом в голову. Я повалился на землю и открыл глаза. Все ребята с обеих сторон исчезли, надо мной склонялся человек в белом плаще, собираясь меня поднять. Я сделал вид, что все еще сплю, и он понес меня, борясь с неистовым ветром, к своей машине, припаркованной у баскетбольной площадки. «А ну давай открывай глаза», — сказал он сердито, а когда я в самом деле открыл глаза, было уже утро, и я понял, что слышу голос Джима.

— В школу опоздаешь.

Я лежал в своей кровати на втором этаже.

Я стал одеваться как сумасшедший. Мы, дети, все были словно пьяные. В последнюю секунду я вспомнил, что нужно вынуть доклад для Краппа из-под книжного пресса. Мы с Мэри успели в школу за секунду до звонка и побежали по своим классам. Я просидел на месте не больше пяти минут, когда Крапп встал из-за стола и со злорадной улыбкой сказал:

— Ну, сдавайте свои доклады.

Как только он это сказал, я оглянулся и по румянцу на лицах сразу же опознал тех, кого Хеллоуин соблазнил не делать домашнее задание.

— Так у кого нет доклада? — спросил Крапп.

Поднялись пять дрожащих рук. Он взял журнал и стал с мучительной аккуратностью вырисовывать нули, приговаривая с каждой новой отметкой:

— Незачет и два раза остаешься после уроков.

Кто-то за моей спиной расплакался, но мне не хватало смелости повернуться и посмотреть, кто это.