– Да, у меня сын – и будут еще двое.
– Ух ты! Вы живете здесь, в Линчбурге?
– Нет, – я делаю паузу. – В Нью-Йорке.
– Здорово! А здесь вы что делаете?
– Ну, просто путешествую по Югу.
Ох. С библейской точки зрения мне надо было быть честным и рассказать ей о книге, но у меня только день на визит в штаб Фалуэлла, и я не хочу терять время.
– Вы здесь с женой?
– Э-э, да. Она в отеле.
Еще одна ложь. Я не хотел показаться мужланом, который бросил беременную супругу (но ведь именно это я и сделал).
– Она не захотела прийти?
– Собиралась, но, м-м, у нее токсикоз.
И так она растет, эта паутина. Женщина продолжает задавать вопросы, а я продолжаю извергать ложь. К счастью, начинается собрание. Пастор, человек, похожий на худого, молодого и темноволосого Фалуэлла, читает объявление. Скоро будет праздник на открытом воздухе в честь двадцатой годовщины брака одной из пар. Приветствуют меня – в ближайшем будущем отца близнецов. Прихожане аплодируют. Я робко машу им рукой в благодарность.
Как же они дружелюбны. Это первое и общее впечатление. Их дружелюбие приводит меня в замешательство. Когда я вошел в церковь, официальный встречающий по имени Тип сказал «Доброе утро!» с таким жаром, что для передачи его интонации потребуются десять восклицательных знаков. Людей с отсутствующим взглядом здесь нет. Все смотрят тебе в глаза. Все улыбаются. Меня хлопают по спине, кладут руки на плечи, мою ладонь берут в свои ладони – за четыре часа я испытал этого больше, чем за десять лет в Нью-Йорке.
Я знаю, что у дружелюбия есть пределы, и поэтому волнуюсь. Знаю, что Фалуэлл как-то сказал: «СПИД – это гнев справедливого Бога на гомосексуалистов». Знаю, что после 11 сентября он заявил: «Язычники, сторонники абортов, феминистки, и геи, и лесбянки… атеисты, коммунисты и либералы… я показываю пальцем им в лицо и говорю: “Вы помогли этому случиться”». Знаю, что недавно он призывал не волноваться насчет глобального потепления, поскольку в Псалтири 118:90 сказано: Бог «поставил землю, и она стоит». Знаю, что его журнал безжалостно обличил Тинки-Винки, бедного телепузика с сумочкой, обвинив его в гомосексуальности.
Предположительно, Тип и остальные согласятся с этим. Но их нетерпимость сочетается с поразительным добродушием. Церковь контрастов.
После пятнадцати минут объявлений без надежды на скорое завершение я решаю уйти.
Ничего такого, чего не было бы в тысяче других церквей и иных храмов США. Мне нужны впечатления поострее.
– Сейчас приду, – вру я соседу, направляясь к выходу, – мне надо в туалет.
Спускаюсь на пролет вниз, на семинар для одиноких. Может, там будет интересно.
За столиком регистрации женщина спрашивает, сколько мне лет.
– Тридцать семь, – говорю я.
– Вам туда, – указывает она. – Там семинар для одиноких людей от тридцати пяти до пятидесяти.
Это неприятно. Я в группе старперов. Кроме того, я снова наврал. Мне тридцать восемь. Какое тщеславие.
Лидер группы одиночек – крайне энергичный плотный военный в отставке, с лысой головой, седой бородкой клинышком и в сдвинутых на лоб очках в металлической оправе. Кажется, он меньше склонен к нежностям, чем люди на занятии для растущих семей.
Он ходит взад-вперед и рассказывает, что нам надо отказаться от идеи собственного совершенства.
– Кто-нибудь здесь говорил плохое о других людях?
Мы киваем.
– У кого-нибудь бывали дурные мысли о сексе?
Да.
– Кто-нибудь испытывает зависть?
Да.
– Кто-нибудь иногда лжет?
Эта проповедь адресована мне.
– Я рассказывал вам, что произошло, когда я был телохранителем доктора Фалуэлла? – спрашивает наш лидер. – Однажды во вторник я принес ему почту, а он поинтересовался: «Вы голосовали сегодня?» И я сказал: «М-м… э-э… да». Но на самом деле я не голосовал. Я соврал. Соврал доктору Фалуэллу. Я забыл, что это был день выборов. Однако с тех пор я голосовал на всех выборах.
Не могу понять, какое отношение это имеет к противоположному полу, но времени на вопросы нет. Занятие заканчивается в одиннадцать, и сразу после этого начинается главное шоу – проповедь Фалуэлла.
Она проходит в огромном зале с удобными, как в мультиплексе, креслами. Здесь установлены три вращающиеся телевизионные камеры и два огромных экрана, на которых на фоне чаек и фиолетовых орхидей идут слова гимна – как в караоке.
По сторонам располагаются две «Комнаты плача». Увидев их на схеме церкви, я подумал, что они отведены для прихожан, охваченных бурей эмоций. На самом деле это оказались звуконепроницаемые помещения для плачущих детей.
Фалуэлл собственной персоной поднимается на сцену. Вот он какой. Знакомые седые волосы с аккуратным пробором. Кажется, за последнее время набрал пару килограммов. Пока хор из трехсот человек поет гимн, Фалуэлл откидывается назад, перенося вес на пятки. Руки сложены спереди, улыбка блаженная.