— Надеюсь, Гонзику здесь не понадобятся пистолеты, — улыбнулся тот.
Напротив кухни были выстроены сараи, навес для дюжины велосипедов и крытая умывалка с душами. Столяры изготовили много полочек и ящиков для переноски съестного, устроили мастерскую для портного и сапожника, потолок школьного подвала укрепили мощными балками.
Неделю продолжалась эта муравьиная работа, потом появились наниматели. Рота выстроилась во дворе, Нитрибит стоял со списками в руках, а местные ремесленники и строители, угощая солдат сигаретами, спорили, торговались и, наконец, уводили группы каменщиков, столяров, кровельщиков, стекольщиков, слесарей и подсобную силу в лице студентов и крестьян.
— Вот так же у нас на городской ярмарке покупали лошадей, — заметил Кованда. — Счастливо оставаться, ребятки, меня купил вон тот коренастый работорговец.
Чешская трудовая рота, французские военнопленные и рота голландцев были единственной наемной рабочей силой местных предпринимателей, подчиненных «комиссару по восстановлению»; предпринимателям разрешалось проводить только те работы, которые он им поручал. Они покрывали крыши, вставляли вылетевшие оконные рамы, чинили треснувшие стены. Все ремесленные и строительные фирмы города были мобилизованы на ликвидацию последствий воздушных налетов.
Чехи не без труда привыкали к частым воздушным тревогам. Регулярно дважды в ночь приходилось спускаться в школьный подвал: над городом тучами носились вражеские эскадрильи, мощная зенитная артиллерия встречала их шквалом огня. Над городом стоял сплошной, непрерывный грохот, от которого содрогались дома и вылетали стекла. Кизер распорядился застеклить окна, но в следующую же ночь от них остались одни осколки; больше стекол уже не вставляли.
На школьном дворе стоял грубо сколоченный сарай — гараж для двух легковых машин, полученных ротой от батальонного начальства.. Их сторожили и во время воздушных налетов; это было поручено двум шоферам Петру и Цимбалу. К ним добровольно присоединились Мирек, Кованда, Ладя Плугарж, Пепик, Олин и Гонзик.
— Не полезем мы в холодный подвал, — решил Кованда. — Ночи стоят теплые, можно поспать и на мягком. А подвал этот все равно от прямого попадания разлетится вдребезги.
Восемь товарищей при каждом налете отправлялись в гараж — «стеречь автомашины». Они с удобствами располагались на мягких сиденьях «фиата» и «мерседеса» и, раскрыв ворота гаража настежь, наблюдали грозное зрелище на ночном небе.
Неподвижные, вертикально направленные лучи прожекторов словно подпирали небосвод сотнями мощных колонн.
— Придется брать с собой темные очки, — проворчал Кованда. — Этакое освещение мне не по глазам.
Как только звучал сигнал воздушной тревоги, прожекторы принимались шарить по небу гигантскими пальцами, пошатываясь, как пьяные, и пропадая в безбрежной синеве. Заслышав гул приближающихся самолетов, начинали грохотать зенитки, расставленные по всему городу. Небо сразу покрывалось огоньками шрапнельных разрывов; они роились, как оспа, и раздувались белыми облачками в потоках яркого света.
— Сквозь такой заградительный огонь ни один бомбардировщик не проберется, — восхищался Олин. — Сплошная завеса, да и только!
Зенитки извергали огонь вслепую, в одном направлении. На ослепительно освещенном небе облачка шрапнелей образовали высокую, непроницаемую стену, под которой город прятался, как в глубоком ущелье. Но вот между лучами прожекторов появлялись самолеты. Крупные авиасоединения в четком строю проплывали на большой высоте, а шрапнели рвались где-то под серебристыми корпусами этих птиц, несущих в себе тонны смертоносного груза.
— Вон, погляди-ка, — подтрунивал над Олином Кованда. — Стена-то твоя не дотянется до неба. Там еще хватает места, где можно пролезть. Руки коротки!
Но руки не всегда бывали коротки. Почти при каждом налете отдельные самолеты, а иногда и целые звенья оказывались в самом пекле огня и разлетались в стороны, преследуемые ослепительными, неотвязными руками прожекторов. Подчас десяток лучей упирался в маленькую серебряную птицу, которая всячески старалась отделаться от слепящих снопов света. Птица кружила, взмывала вверх, пикировала на источник лучей; при этом обычно несколько прожекторов вспыхивали и гасли, как свечки, у которых обрезали фитиль. Иной раз шрапнельное облачко возникало у самого самолета, он летел, как горящий осколок, потом в его корпусе вспыхивал огонь, самолет рассыпался на куски, и они, переворачиваясь, падали на землю. С озаренного прожекторами неба медленно спускались купола парашютов.
Самолеты падали довольно часто. Как-то чехи за полчаса насчитали двенадцать сбитых машин, и это только в пределах небольшого кругозора, ограниченного строениями двора и улицы.
— И зачем только они летят через город? — огорчался Кованда. — Тоже умники! Не могут сделать крюк, что ли? К чему рисковать?
— Так ближе, — поучал его Пепик. — Взгляни-ка на карту. Каждый километр дорог, надо беречь горючее.