Год рождения - СОРОК ПЕРВЫЙ (с иллюстрациями)

Шум боя, все время доносившийся со стороны Острошицкого Городка, с правого фланга обороны дивизии, показалось полковнику Швареву, стих как-то незаметно — он даже не смог бы назвать время, когда он это отметил. Ориентировочно — часов в семнадцать. Не стало слышно выстрелов танковых орудий, разрывов бомб, тяжелого клокотанья крупнокалиберных пулеметов. Неужели там, справа, уже все? Неужели полк Якимовича смят? Или — немцы прекратили атаки?

Прямой связи с соседом у командира 355-го стрелкового полка Николая Александровича Шварева не было. Обстановку можно было уточнить только в штабе дивизии, и пока он раздумывал, позвонить туда сейчас или чуть позже, в углу окопа НП — там сидел дежурный телефонист — послышалось требовательное жужжание зуммера.

Звонил командир дивизии. Спросил:

— Как там у вас?

— Тихо. Противник активности не проявляет.

— У соседа вашего хорошо обжегся, — усмехнулся в трубке генерал Руссиянов. — Потерял двадцать три танка — и назад. Но я не думаю, что немцы смирились со своей неудачей. Можно и нужно ждать всего. Приказываю: усилить наблюдение за противником и обо всех изменениях в его действиях незамедлительно докладывать мне.

Положив трубку, командир полка тут же связался с батальонами. Капитан А. Алексеев, капитан П. Степанов и старший лейтенант Ф. Безуглов доложили: на их участках немцы ведут себя спокойно. Даже минами не обстреливают.

Тихо… Спокойно… Но именно это — то, что перед обороной 355-го стрелкового полка тихо и спокойно, лишило покоя его командира. Неспроста, подсказывали ему и опыт и интуиция, эта тишина, неспроста: немцы наверняка что-то готовят.

Часа через полтора пришел из батальонов замполит — старший батальонный комиссар Г. Гутник. Подтвердил: все тихо, просто удивительно тихо. И тоже не пытался скрыть одолевавшей его смутной тревоги: это затишье перед грозой.

Полковник Шварев снова обзвонил батальоны, проверил, достаточно ли у них бутылок с бензином и противотанковых гранат, в батарею ПТО послал одного из командиров штаба — указать ей новые огневые с возможностью быстрого прикрытия разрыва между левым флангом полка и левым соседом — 30-м полком 64-й стрелковой дивизии.

В окоп НП заглянул ординарец, вытянувшись, спросил:

— Обедать будете, товарищ полковник?

— Давай, — кивнул Шварев. — Перекусим вместе с комиссаром, пока тихо.

От жары, от нервного напряжения и неопределенности есть не хотелось.

— Но надо! — весело заметил Гутник, когда командир полка сказал ему об этом. — Надо — для поддержания сил и в конце концов для порядка.

— Для порядка придется, — согласился Шварев, прислушиваясь к тишине на передовой. — Порядок — вещь великая.

Они заканчивали немудреный фронтовой обед, когда над расположением КП полка резко, как выстрел ракетницы, взвился внезапный сигнал: «Воздух!»

— Воздух!

— Во-оздух!

Словно эхо, его повторили десятки голосов — справа, слева, в тылу.

Немецкие бомбардировщики шли со стороны клонившегося к закату солнца, невысоко, и сосчитать их было трудно. Но даже примерно, на глаз, их было не меньше тридцати. Днем, когда батальоны окапывались, раза два над позициями полка появлялась разведывательная «рама», и, конечно же, теперь фашистские летчики хорошо знали свои цели.

На окопы батальонов посыпались бомбы. Фугасы разворачивали пулеметные ячейки, ходы сообщений, рвались на пунктах боепитания, в траншеях рядом с КП. Дым и пыль закрыли низко висящее над горизонтом солнце — оно казалось сейчас тускло-оранжевым угасающим диском…

Полковник Шварев немедленно доложил обстановку генералу Руссиянову. Замысел противника был ясен: не добившись успеха со стороны Острошицкого Городка, атаковать Сотую на новом направлении, пробиться к Минску по шоссе Масловичи — Паперня — Дубовляны, угрожая окружением всей дивизии, выходом в тылы 2-го стрелкового корпуса и в конечном итоге — к дорогам, идущим из Минска на восток и юго-восток.

«Юнкерсы» отбомбились, закончилась короткая артподготовка, стихли разрывы немецких снарядов, и перед двинувшимися в атаку экипажами немецких танков, перед вражеской пехотой и мотоциклистами открылся в рыжем оседающем дыму передний край советских войск. Ни единого выстрела. Ни одной пулеметной очереди!.. Что — все уничтожено, смешано с землей?