Год Шекспира

Главную роль в поэтике Шекспира играет театр как образ мира <…>, и мера всех вещей в этом мире — актер. Театральность Шекспира — особое мироощущение, видение мира глазами драматурга и актера. <…> Так создается театральный образ человеческого Бытия. <…> Быть — значит играть, не играть — значит не быть. <…> Уникальность театра Шекспира в том, что в нем не только актер играет роль, становясь персонажем пьесы, но и сам персонаж играет роль актера: осознанно действует как актер, осознанно переодевается, осознанно надевает маску, осознанно говорит прозой или стихами (с. 21–22).

Шекспир превращает конфликт действующих лиц в столкновение их драматургических замыслов — в «войну театров». Герои Шекспира становятся драматургами, режиссерами, актерами и зрителями. Они ставят и играют друг для друга целые пьесы, соревнуясь между собой в режиссерском и актерском мастерстве (23).

Гамлет — драматург, автор «пьесы в пьесе» «Мышеловка». В этом заключен ответ на классический, но надуманный вопрос о так называемом бездействии Гамлета. Ни один другой персонаж трагедии не действует так активно, как он — и ставит спектакли, и репетирует с актерами, и играет разные роли (31).

[И] «Дуэль», и «Мышеловка» в точности разыгрываются по тем сценариям, которые придумали «драматурги» Клавдий и Гамлет (110).

«Спектаклю в спектакле», созданному одним из драматургов-режиссеров, мы находим ответное театральное построение у другого драматурга-режиссера (149).

Гамлет совершает те же преступления, что и Клавдий. <…> И Гамлет, и Клавдий становятся жертвами собственных театральных «розыгрышей». <…> Действие в пьесе развивается по одной схеме. Режиссер ставит «спектакль в спектакле» с помощью своих актеров. В спектакль вовлекается актер из противоположного лагеря, который, сам того не зная, начинает играть в этом спектакле роль, придуманную для него постановщиком. Неожиданно этот актер импровизирует, выходя за рамки предназначенной для него роли.

В итоге спектакль проваливается. Постановщик становится жертвой собственного замысла. <…> Игра в жизни приводит к трагедии. Играть можно только на сцене, а не в жизни (172–173).

Это, конечно, лишь самые общие принципы прочтения «Гамлета» Пимоновым и Славутиным. Дьявол — в деталях; выражаясь по-английски, доказательство пудинга — в поедании его. И соавторы с заразительным удовольствием, интеллектуальным блеском и любовью к масштабным структурам и каждой детали разжевывают неудобоваримую, казалось бы, пьесу так, что — у меня, во всяком случае, — слюнки текут. И не остается почти никаких недоумений[14].

Кроме одного: как же я, любитель метатекстуальности в литературе и собственной жизни, столь долго и упорно ничего этого не видел?!

Великий датчанин С Кеннетом Браной беседует Керри Мейзер. Перевод с английского Е. Малышевой