Год смерти Рикардо Рейса

Рикардо Рейс за всю свою жизнь ни разу не был на политическом митинге. Причину такого в душе взлелеянного невежества искать следует в особенностях темперамента и полученного им воспитания, в своеобразии вкусов, тяготеющих к античным образцам, а равно и в известной стыдливости, и тот, кто в должной мере знаком с его творчеством, без труда сыщет путь к объяснению. Однако общенациональный гомон, гражданская война, идущая поблизости, сумятица, царящая в той части города, где манифестантам указано место сбора — арена для боя быков на Кампо-Пекено — высекли из его души искорку любопытства: интересно же, как тысячи людей стекутся слушать речи, какие фразы и слова встретят они рукоплесканиями, когда и почему, сколь убеждены будут говорящие и внимающие, каковы будут выражения их лиц и жесты, и заметим, что заслуживающие внимания перемены произошли в душе Рикардо Рейса, от природы так мало склонного к исследованиям. Он отправился на митинг пораньше, чтобы занять место, и на такси, чтобы прибыть поскорее. В конце августа по вечерам еще тепло. Трамваи, пущенные по специальным маршрутам, до отказа набиты людьми, они гроздьями свисают с подножек и с братской сердечностью переговариваются с пешеходами, а те, в ком пламень патриотизма горит сильнее, провозглашают здравицы Новому Государству. Развеваются флаги профсоюзов, но по причине безветрия — плохо, и потому знаменосцы встряхивают их, чтобы видны стали цвета и эмблемы, вся корпоративная геральдика, еще кое-где запятнанная республиканскими традициями цехов и гильдий. Рикардо Рейса, вступившего на арену, напором людской волны отнесло и прибило к синдикату банковских служащих, носивших все как один голубую нарукавную повязку со знаком креста Христова и буквами SNB [72], и несомненно, что столь непреложное достоинство патриотизма искупает любые противоречия и сглаживает любую неловкость, вроде этой вот — в том заключающейся, что банковские клерки выбрали себе в качестве знака различия крест, на котором распяли того, кто в оны дни изгнал из храма торгующих и менял — цветочки, ныне сменившиеся такими вот ягодками. Для них важно лишь, что Христос не уподобился волку из басни — тому самому, кто был так легок на помине и кто, сознавая возможность ошибиться, все же драл нежных ягнят, щадя и взрослых, а потому жилистых баранов, в которых они со временем могли бы превратиться, и овец, производящих их на свет. Раньше все было намного проще, любой человек запросто мог стать богом, а теперь мы уже безнадежно упустили время, когда еще можно было спросить себя, из самого ли источника вытекли взбаламученные воды или кто-то замутил их впоследствии.