Год собаки. Двенадцать месяцев, четыре собаки и я

В жизни Девона случались не только мрачные периоды, бывал он и в хорошем настроении, особенно по утрам. Тогда в доме раздавался его громкий радостный лай, пугавший меня и лабрадоров. Пес звал нас вниз, он требовал, чтобы мы перестали валять дурака и присоединились к нему, — ведь нам предстояло много работы, а это всегда вызывало у него большой энтузиазм.

«Работа» с ним была, однако, отнюдь не простым делом. Девон на поводке был сущим кошмаром — всю дорогу тянул и дергал изо всех сил. Еще хуже он вел себя, когда я спускал его с поводка: забегал в чужие дворы, носился по газонам, гонялся за белками.

Дин размышляла над моим отчетом, и пришла к выводу, что он пошел в свою мать, такой же упрямый и своевольный.

Такое же мнение сложилось и у Паулы, она считала Девона самым упрямым и своевольным из всех обитателей нашего дома, не считая, конечно, меня. Была и еще одна трудность. Заполучив, наконец, меня в качестве объекта своей привязанности, Девон совершенно не терпел, если мне случалось куда-нибудь уходить, из опасения, что я уже не вернусь. А может быть, просто злился, что я уходил без него.

Девон всегда хотел сопровождать меня, всегда. И дело было не только в том, что он боялся одиночества или нуждался в компании. Свою роль играло и присущее всем бордер-колли чрезвычайное любопытство. Во время поездок на машине, он все время перемещался от одного окна к другому в стремлении разглядеть окрестности, ничего не пропустить.

Здесь, в Нью-Джерси, было на что поглядеть — грузовики, легковые машины, автобусы, пешеходы, группы детей, — он жадно впитывал впечатления. Но если я оставлял его в машине и шел в магазин, он нервно прыгал с заднего сиденья на переднее и обратно вплоть до моего возвращения.

Тут я понял — не без помощи Дин, — что Девон воспринимает меня как доставшуюся ему работу. В наши взаимоотношения он вкладывал многое — свою гордость, упрямство, свой ум и потребность в общении. У меня было странное, все усиливающееся чувство, будто Девон думает, что он в состоянии помочь мне освоиться в этом мире.

* * *

«Вы не можете допустить, чтобы Девон оставался диким и вел себя в вашем доме, как ему заблагорассудится — предупредила меня Дин. — Вы должны либо убедить этого пса, что способны заставить его повиноваться, зато никогда его не покинете, либо отказаться от него. Так как, решитесь попробовать?»

Насколько я понимал, момент был подходящий: во взаимоотношениях собаки с ее новым растерявшимся хозяином назревал кризис. Так не могло продолжаться долго. Это было несправедливо по отношению к Девону, к лабрадорам, к Пауле, наконец, ко мне самому. Если время принимать решение еще не пришло, то во всяком случае быстро приближалось. Перемены придают силы, хаос же ведет к разрушению. В горах мне казалось невозможным вернуть Девона Дин. Пусть он там от меня убегал, но других поводов для конфликта было мало. Здесь же, в Нью-Джерси, жизнь оказалась гораздо сложнее, и я снова начал колебаться.

Нельзя было, однако, не принять во внимание, как сильно успел я привязаться к этому зловредному существу даже за столь короткое время. Но если наш конфликт затянется надолго, у меня не будет выбора. Я просто не смогу отослать собаку.

Наконец Дин заявила, что пора признать свое поражение и вернуть ей Девона. Я представил себе, как возвращаюсь в аэропорт Ньюарка, вталкиваю Девона в клетку, смотрю, как работники багажного отделения увозят его. Душераздирающее зрелище.

Я немного помолчал. Потом сказал: «Мне бы хотелось испробовать все возможное, прежде чем я решусь отдать его».

Хотя Дин была рада услышать это, но все-таки сочла необходимым предупредить меня: «Вам будет трудно. Настоящая проверка воли. Победит тот, чья воля окажется сильнее».

Мы теперь беседовали по телефону несколько раз в неделю, обсуждали стратегию, вырабатывали тактику. Дин была занята в медицинском институте, ей приходилось выкраивать время для этих разговоров, но она очень любила своих собак. При всей своей огромной нагрузке, она никогда не уклонялась от бесед и не проявляла нетерпения. Ей хотелось, чтобы это наше «межвидовое усыновление» сработало.

«Вы недооцениваете себя, — сказала она, наконец. — У вас получится».

Дин считала, что некоторые проблемы Девона связаны с его провалом на соревнованиях служебных собак. Тогда он выглядел недовольным, пожалуй даже злился; крайне неохотно выполнял команды. Если незнакомый человек начнет его дрессировать, толку не будет. Нет смысла приглашать Ральфа для укрощения столь непокорного зверя. Придется это делать мне.

— Если Девон признает в вас вожака, он перевернется на спину и подставит вам свой живот. Это собачья поза покорности. Если он сделает это, вы выиграли. Если же нет…

Я купил более короткий поводок и два строгих ошейника — один, чтобы надевать на него, другой, чтобы пугать его во время дрессировки «металлическим» звуком, если понадобится.

Мне пришлось изменить свой рабочий график, дабы иметь возможность сосредоточиться на нашем противостоянии.