Год среди каннибалов. Северо-Западная Амазония

3. Еще один вариант – подняться по реке Кахуинари. Однако едва ли он смог бы осилить путешествие вверх по течению, полагаясь на помощь единственной женщины. Он знал, что по обе стороны реки живут враждебно настроенные племена. Когда я общался с индейцами боро в районе Памы, ничто не свидетельствовало о том, что Робюшона когда-либо видели на реке. Если бы он двигался вдоль правого берега Памы, спасательная экспедиция наверняка нашла бы следы его пребывания там.

4. Робюшон мог бы сплавиться вниз по Жапуре на каноэ или на плоту. Предпринимать подобное в одиночку крайне опасно – это практически верная смерть. Как бы то ни было, если он все же предпринял эту попытку, то, по всей видимости, не смог добраться до ближайшего населенного пункта.

5. Остается единственный путь к спасению – переход по суше. Складывается впечатление, что Робюшон выбрал именно этот вариант. Не зная, спасут ли его, он отчаянно искал способ выжить. Путь вдоль реки Кахуинари был очевидным маршрутом для спасательной группы. Однако Робюшон умирал от голода, а индейская тропа сулила вывести его к индейскому дому и еде.

Вероятно, он столкнулся с группой пришлых индейцев и был убит или угнан в плен в их земли на северном берегу Жапуры. Я думаю, что схватившие его индейцы прибыли с северного берега Жапуры, потому что, насколько я могу судить, боро с реки Пама обычно не появляются в устье Кахуинари, так как могут найти все, что им нужно, в более легкодоступных для них местах. В окрестностях лагеря Робюшона индейцы не жили, но они приходили в низовья реки со всей Жапуры в поисках дичи, черепах и черепашьих яиц[26].

Именно на одну из таких случайных групп я пусть и неохотно, но вынужден возложить ответственность за смерть Эжена Робюшона в марте или апреле 1906 года.

Это мало что добавляет к и без того установленному факту гибели исследователя, но мое расследование немного отодвинуло завесу тайны и оказалось интересным членам Французского географического общества и родственникам погибшего[27].

Завершив расследование среди индейцев боро в районе реки Пама, я вновь пересек Жапуру у поселения боро в ее северной части и отправился на восток в земли менимехе. Это менее населенная область, чем бассейн Кахуинари, и нравы и обычаи местного населения значительно отличаются от тех, что существуют у племен на юге.

Дойдя до крайней восточной точки, я решил двигаться в северо-западном направлении и в конце концов добрался до верховья реки Ваупес. Именно в этом районе у меня развилась болезнь бери-бери[28]: ноги покрылись ранами и язвами и так сильно отекли, что я с трудом мог передвигаться, хотя и не испытывал боли. Мой мозг онемел так же, как и конечности. Я спал при любой возможности, не испытывал голода и словно находился под действием какого-то наркотика. И все же я всегда соблюдал все необходимые меры предосторожности, делая это автоматически, по привычке. Припасы заканчивались, потому что приходили в негодность, а бо́и и носильщики начинали возмущаться. Дичи встречалось мало, те немногие дома, на которые мы набредали, в основном были заброшены, а встреченные нами индейцы оказались неприветливыми, угрюмыми и настроенными враждебно.

Я решил вернуться, прислушавшись к совету Брауна, который сказал, что, если я этого не сделаю, бо́и сбегут. Мы повернули назад и отклонились на юго-восток от первоначального маршрута, следуя по суше вдоль реки Кахуинари, пока не достигли Игара Параны, а оттуда по воде к концу февраля добрались до Кара Параны. Там выяснилось, что пароход до Икитоса отбудет не сразу, и я провел некоторое время, изучая местные племена.

Если взглянуть на план маршрута, то видно, что с тех пор, как я приехал в Энканто из Икитоса и снова вернулся туда, чтобы на сей раз отбыть в Икитос, прошло около семи месяцев.