Год Свиньи

И сегодня становится непонятно, кто могущественнее: постаревший лысый рэкетир из девяностых, скопивший начальный капитал на ларьках коммерсантов, владеющий сегодня сетью ресторанов быстрого питания на остановках, или тощий подросток из нулевых с подвернутыми чиносами, зарабатывающий на блогинге миллионы долларов?

Зависть управляет всеми нашими пороками. Она как зависимость. Хуже, чем наркотическая. Начинает проявляться с самого детства. Причем происходит это бессознательно.

В детстве я занимался хоккеем. Там же всё гораздо проще, чем в жизни. В микроколлективе все делятся на два лагеря: лучшие и худшие. Каким бы ты ни был хорошим дома, как бы тебя ни любили родители, на льду тебе достаточно быстро объяснят, кто ты и что ты. Все хотят стремиться к идеалу и, с одной стороны, это вполне нормально, а с другой, плохо. Даже находясь в одном коллективе, в одной команде, зависть к успеху ближнего уничтожает всё.

Играл, помню, у нас один мальчишка. Талантливый парень. Много трудился и выделялся. В какой-то из дней должен был приехать к нам мощный хоккейный агент, чтобы посмотреть, на что он способен. Тренер был счастлив как никогда, да и сам парень не скрывал радости. Потому что такие шансы даются раз в жизни.

Перед той самой тренировкой мы пришли намного раньше. Натерли его нательный комбинезон, который обычно надевают под форму, согревающей мазью Финалгон.

А лезвия его новеньких коньков Bauer несколько раз чиркнули о мраморный пол нашего старого ледового дворца. Результат не заставил себя долго ждать: когда он сделал первый шаг на льду, то смачно упал. И на протяжении всего начала тренировки валялся, что говорило о нем не совсем хорошие вещи.

Тренер ему шепнул на ухо: «Ты о***? Давай собирайся!» Но как тут соберешься, когда с первым пòтом начал действовать Финалгон. Парень был вынужден быстро скинуть форму и бежать в душ. Но в душе стало только хуже. Отключили горячую воду. А при попадании холодной воды на растертую мазью кожу становится еще больнее.

Так сделка и сорвалась. Парень через какое-то время закончил с хоккеем. Но, наверное, нашел призвание в чем-то другом! По крайней мере, мне очень хочется в это верить.

Мне тоже жгло руки Финалгоном под крагами. Если кому интересно.

***

Нет вида разврата, выразимого или не выразимого словом, в котором я не была бы учительницей несчастных. Удивляюсь я, авва, как вынесло море наше распутство! Как земля не отверзла свой зев и живую не поглотил меня ад уловившую в сети столько душ! Но, думаю, Бог искал моего покаяния, ибо не хочет он смерти грешника, но ждет великодушно его обращения. В таких трудах мы прибыли в Иерусалим. Все дни, до праздника проведенные мною в городе, я занималась тем же самым, если не худшим. Я не довольствовалась юношами, которых имела на море и которые помогли моему путешествию. Но и многих других соблазнила на это дело — граждан и чужестранцев.

Уже настал святой день Воздвижения Креста, а я все еще бегаю, охотясь за юношами. Вижу я на рассвете, что все спешат в церковь, пустилась и я бежать с прочими. Пришла с ними к притвору храма. Когда настал час святого Воздвижения, я толкалась и меня теснили в толпе, пробивающейся к дверям. Уже до самых дверей храма, в которых показалось народу Животворящее Древо, протиснулась я несчастная, с великим трудом и давкой. Когда же я ступила на порог дверей, в которые все прочие входили невозбранно, меня удержала какая-то сила, не давая войти. Снова меня оттеснили, и я увидела себя стоящей одиноко в притворе. Думая что это случилось со мной по женской немощи, я снова, слившись с толпой, стала работать локтями, чтобы протиснуться вперед. Но даром трудилась. Снова нога моя ступила на порог, через который другие входили в церковь, не встречая никакого препятствия. Одну меня злосчастную не принял храм. Словно отряд воинов был поставлен, чтобы возбранить мне вход, — так удерживала меня какая-то могучая сила, и опять я стою в притворе21.

***

Да кому это может быть интересно? Я шел по улице и перебирал в голове мысли.

Покаяние так и не приходило. Внутри лишь бешено колотилось сердце и несмотря на ужасно холодную погоду со лба капал пот. Наверное, о себе давали знать отходняки от лекарств.

И вот на горизонте замаячил мой дом. Я перешел дорогу и поднялся на седьмой этаж. В окнах не горел свет. Открыв дверь, я ощутил неприятный запах плесени. Здесь никого не было, причем очень давно. Я зашел на кухню. Включил свет. И воспоминания с новой силой ударили мне в голову.

Гнев

Хватит пиздеть, потому что с годами

город съёживается,

становится меньше… (Леха Никонов «Хватит пиздеть»)

Утро воскресенья. Самое х*** утро в мире. Особенно, когда ты на ватных ногах в районе 6 утра врываешься домой, а потом где-то через пару часов идешь на прогулку с дочерью.

Я обычно ложусь на диван, потому что до спальни дойти не могу. Скидываю обувь, куртку, штаны, если получается, и ложусь. А утром ко мне подбегает моя девочка и говорит тихим голосом:

«Папа, папа».