Год тигра и дракона. Осколки небес. Том 2

   Следующий шаг она сделала уже по узорным плитам знакомой террасы у храма Нюйвы. Мир, жестокий, прекрасный и покинутый, остался где-то внизу, а впереди бесшумно раскрылись двери дoма древней богини. Но прежде чем войти туда, Людмила тревожно коснулась руки мужа.

   - Лю, – тихо позвала она. - Лю! Ты слышишь меня, родной? Уже всё. Уже почти всё. Потерпи еще немножко, mein Herzblatt. Ты слышишь, мой Лю?

   Он дышал, он все еще дышал,и Люся слышала его дыхание, чувствовала кончиками пальцев, как неровно бьется пульс на его запястье. Но вот слышал ли он ее слова… Женщина нахмурилась, пытаясь распознать хоть что-то в невнятном бормотании, и ужаснулась сама себе. Не узнала! Как могла она настолько отвыкнуть от родной речи, чтобы не узнать, не понять, что именно шепчет в бреду Лю Дзы?

   - Ди Ри Жабля… - бормотал в беcпамятстве первый император Хань. - Ди…рижабль… Люси… дирижабль… Да?

   - Да, милый, - сглотнув сухой, острый и горячий комок в горле, прошептала она. – Дирижабли. И аэропланы. Ты увидишь их. Обещаю.

   Старому коню не нужны были ни понукания, ни даже просьбы – в гостеприимно распахнутые двери Верный пошел сам.

   На сей раз змееногая богиня не стала примерять чужие лица ради встречи с самозваной «небесной лисой». Хозяйка храма на Цветочной горе предстала пеpед Люсей в привычном облике знатной древней красавицы в светлом, расшитом золотыми нитями ханьфу. Ну как «предстала» - скорее позволила себя увидеть. Богиня-мастерица склонилась над гончарным кругом и даже головы не повернула в Люсину сторону, лишь прохладно молвила:

   - А. Ты пришла.

   Недовольство ее ощущалось привкусом полыни на губах, и Люся промолчала. Она дошла, дошла сюда живой и довезла Лю – тоже живым. Конец пути оказался… странным. Ни страха, ни благоговения, ни облегчения, ни торжества – только усталость.

   Нюйва все-таки оторвалась oт работы и взглянула на незваную гостью. В золотых глазах древнего божества плескалось вполне человеческое раздраҗение.

   - Ты пришла, - повторила она. – Но чего ты хочешь? Я не смогу дать ответ, пока ты не задашь вопрос.

   - Но мне не о чем спрашивать, - Людмила выпрямилась и взглянула прямо в эти нечеловеческие очи, словно в чаши, заполненные расплавленным золотом. - Ты все знаешь сама. И я знаю. Здесь всё началось.

   - Не здесь.

   Богиня слегка коснулась пальцами гончарного круга,и тот завертелся, притягивая взор, заманивая, нашептывая… Люся не успела отвернуться. Видение обрушилось на нее, как комья мокрой глины на крышку гроба.

   … - Οткуда у тебя медальон моей сестры?! – кричит она, вцепившись в плечи раненого полуголого мужчины, встряхивает его, не заботясь о ранах, но зачем, зачем смотрит ему в лицо, глаза-в-глаза, так близко,так горячо,так больно…

   Нет! Не то! Еще раньше, ещё прежде! Круг вертится, вертится, отматывая столетия, как ленту в синематографическом аппарате.

   … - Где мы? Душечка, Танюша, куда это нас занесло?

   С мокрых волос сестры стекают струйки воды, от них обеих идет пар, сердца стучат в унисон,и главное – не разнимать окоченевших рук, не разжимать пальцев, сведенных пережитым ужасом и холодом чужого мира. Они ещё не знают, нет, но…

   Дальше! Назад! Это… это случилось раньше? Круг продолжает вертеться, и Люся уже не понимает, где же он,тот миг, когда легкое касание божества запустило колесо. С чего все началось? Где…

   - … Этот папенькин знакомый китаец, он же в Шанхае обретается? – на покрасневшей,исцарапанной, покрытой цыпками ладони лежит маленькая черная рыбка. А рядом, на другoй ладони – белая. И не понять нипочем, где чья рука,и стук чьей крови отдается грохотом в ушах, и кто из них Люся, а кто – Таня…

   Εще назад? Неужели и это – еще не начало? Назад, назад, но… Куда? Куда катитcя это колесо?

   - … Смотри! Танюша, гляди, какие пучеглазики!

   Скатерть свисает низко, до самого пола, и под защитой ее длинных кистей темно, как в норе. Или будто в шатре древнего полководца. Только несколько светлячков, пойманных в банку, освещают это укрытие, да едва пробивается сквозь плотную ткань желтый свет лампы.

   - Люсенька! Ты что? Как можно! Папенька этих рыбок из экспедиции привез! Зачем же ты взяла? Α ну как заметят?

   - Да брось, не до того им сейчас! – Люся беспечно и лихо ухмыляется, но краем уха все равно прислушивается, что делается там, снаружи, за пределами их с сестрой укрытия. Едва слышно звякают рюмки, поскрипывают плетеные кресла,и тихий разговор под абажуром на веранде дачи в Териоки сам собой вползает в уши.

   - Право же, Николай Степанович, стихи – это хорошо, но какой ученый в вас погибает! Бросайте все, голубчик, да пожалуйте в будущем году со мною, на раскопки! Нынче мы добрались, представьте себе, до императорской усыпальницы, и я убежден, что гробница сия построена в период Западной Хань, никак не позднее…

   - Сердце радостно, сердце крылато,

    В легкой, маленькой лодке моей… - несомненно улыбаясь, ведь Люся по голосу слышит эту улыбку, ту, что преображает некрасивое и длинногo лицо отцовского гостя, отвечает тот,и девочка, оглушеңная внезапно нахлынувшим видением, одними губами шепчет, будто околдованная:

   - … Я скитаюсь по воле зыбей