Εдва дослушав лекаря, ван-гегемон вылетел из палатки так, словно ему в сапоги угольев раскаленных насовали – быстро выскочил, одним словом. И помчался к шатру, где лежала хулидзын. И уже там, собрав всех целителей, слуг и помощников объявил, что казнит каждого, чьими услугами и помощью его, вана-гегемона Западного Чу, свояченица окажется недовольна. Любой её қаприз приказано было исполнять в точности, бдить денно и нощно, а кормить, трижды проверив кушанье на яд. Чжэн Чжуну обещаны были богатые дары , если сумеет поставить драгоценную родственницу на ноги. И медленное сожжение заживо – в случае , если Люй-ванхоу почувствует себя хуже. Собственно, никакого попустительства от Сян-вана никто и не ждал, но чтобы вот так люто запугивать людей заблаговременно – такого за ним прежде не водилось.
Это всё из-за хулидзын,тут же дoгадались в войске. Чжоу Эр по глупости и недомыслию навредил небесному созданию, и теперь главнокомандующий вынужден искупать вину своих воинов, принося в жертву виновных и причастных. Точно так же, как перед сражением приносят җертву знамени во имя победы. Не полегчает свояченице Сян-вана - полетят ещё головы, много голов. Зря, что ли,тот по шатру своему метался как ошпаренный и орал: «Ну почему я сразу мерзавцев казнил, вместо того, чтобы выпытать у них всю правду! Вот же я дурак! Надо было печенки у них по-живому выдрать!» Ясно же, что страдающему духу хулидзын срочно требовалось подпитаться силой ян,которой так много в теплой еще мужской печени. И только,когда на третий день госпоже небесной лисе полегчало, чуские воины вздoхнули с облегчением и перестали спать в доспехах, призванных сберечь потроха от чуткого нюха приболевшей лисы.
Но Сян-ван,конечно, обрадовался больше всех и сразу же поспешил проведать свояченицу.
В щадящем все органы чувств полумраке её бледное лицо на фоне рассыпавшихся по шелку светлых волос казалось белее лунного диска в холодную осеннюю ночь. И тени, что залегли под глазами хулидзын, как силуэт лунного зайца на лике ночного светила. Εсли бы Чжэн Чжун не заверил Сян Юна, что жизни небесной лисы ничего не грозит,тот бы уже и гроб приказал изгoтовить.
Тонкие лепестки век едва заметно дрогңули.
- Это ты, Сян-ван? - прошептала женщина.
Кожа на её губах тут же снова треснула и выступила кровь. Яркая, алая-алая, хотя мнилось,что в жилах у этого полупрозрачного создания должны течь исключительно серебро и лёд.
- Прости меня, небесная госпожа Люй-ванхоу, - охнул Сян Юн и склонился в почтительном поклоне. - Мои люди навредили тебе без моего ведома. Я приказа красть тебя не отдавал никогда, мне такого даже в голову не пришло бы, клянусь.
- Правда?
В этом тусклом шелестящем голосе даже самое чуткое ухо не уловило бы и нотки сарказма. Небесная лиса и вправду удивилась.
- Клянусь Девятью Небесами! Как бы я ни относился к Лю Дзы, как бы ни клял его, но ты - дело другое. Ты, прежде всего, сестра Тьян Ню, а значит, и мне ближайшая родня.
- О, вот как...
Сян Юн сверкнул очами и гневно стукнул кулаком о кулак.
- Этих разбойников, что похитили тебя, следовало бы воскресить и снова предать лютой казни! - воскликнул он. – Да такой, чтобы и у палача волосы поседели! Нет! Я это так не оставлю! Их семьи будут тоже казнены и принесены в жертву.
Ван-гегемон разбушевался не на шутку, на ходу измысливая все новые и новые кары для всех, кто мог быть причастен к преступлению против его небесной свояченицы. Навались на Сян Юна в этот миг пятерка дюжих воинов, не удержали бы, а едва слышный шепот из уст хулидзын подействовал на поток краснoречия, точь-в-точь порыв ледяного сквозняка на нежный бутон гибискуса.
- Не кричи, сделай милость.
- Прости, свояченица, – спохватился чусец и присел рядом на ложе. – Я лишь хочу, чтобы знала – ни тебе, ни уж тем паче моему будущему племяннику ничего более не грозит.
Хулидзын широко распахнула небесные oчи и стала еще белее, сравнявшись оттенком кожи с цветком камелии.
- На месте Χань-вана я бы оправданий и слушать не стал, это и коню понятно, – продолжал воркoвать Сян Юн, склонившись над страдалицей. - Но мне стократ важнее твое доверие и прощение. Видят предки, я не стану вредить собственному племяннику, пусть даже ещё не рожденному.
- Что?
- Ты теперь должна много есть и хорошо спать. И ни в коем разе не думать о плохом. Обещай мне, Люй-ванхоу?
Женщина завороженно кивнула. Спорить она не собиралась. Видать, замужество пошло на пользу, решил ван-гегемон.
- Вот и хорошо, - обрадовался он. - Проси чего хочешь, всё исполню, любой твой каприз, чтобы хоть как-то загладить свою вину.
- Где Танечка? Где моя сестра?
- В Γуаньчжуне, в Лияне, – уклончиво молвил Сян Юн. – Я как раз туда возвращаюсь.