Год - тринадцать месяцев (сборник)

Алексей Петрович помалкивал, ведь в сельских делах он разбирался плохо, не знал всех тех тонкостей, которые отличают именно знатока, специалиста от дилетанта. Он и с Сетнером никогда не спорил по таким вопросам.

Скоро должна была быть деревня Яндоба, вон за тем пожелтевшим перелеском… Во время войны Алексей приноровился запрягать корову, чтобы привезти Дров. Хворост, сушняк, валежник, сухостой — вози, никто слова не скажет. Да и много рубщиков приезжали в здешние леса из тех краев, где нет леса, одни поля. Так их и звали — полевики. Вот эти полевики тоже всю зиму рубили лес и вывозили его. От них на вырубках оставалось много хороших дров, под снегом попадались и целые бревна. И Алексей не терялся в таких случаях, возил, наполнял свой двор, а в субботу после уроков, нагружал сани, потом уже после полуночи запрягал корову и к рассвету был в Яндобе.

Здесь он продавал дрова высокой, худой тетке. У нее жила эвакуированная женщина с четырьмя детьми, а вот были ли дети у самой тетки, он сейчас и не помнит. Потом эта эвакуированная умерла, и ее детишки так и остались в доме этой тетки, остались как ее дети. У нее была мука, за воз дров она давала Алексею четыре килограмма. Тетя Крахвине… Да, так ее и звали — тетя Крахвине. Ребята еще ругались: что, мол, ты продаешь так дешево? А он не торговался: сколько дала, столько и взял. А про то, что жалко было ребятишек да и саму тетку Крахвине, об этом он ничего не сказал… Да разве дрова он покупал на деньги? А корова тоже была своя. В месяц раза два он приезжал с дровами в Яндобу, а обратную дорогу он готов был лететь на крыльях — какая радость была на сердце при мысли, что вот он привезет матери муки!..

Яндоба появилась внезапно под косогором. Жива ли тетка Крахвине? Ей и тогда-то было за сорок, и если жива, то уже старуха, вряд ли и помнит она парнишку, который привозил ей на корове дрова. А однажды она заказала шестнадцать дубовых столбиков для изгороди…

Но теперешняя деревня Яндоба очень мало походила на ту, военной поры Яндобу. Большие дома под железными да шиферными крышами весьма отдаленно напоминают те маленькие убогие халупки с подслеповатыми окошками, в которых по утрам горели желтые керосиновые огоньки. А какие сейчас стали ребятишки у тетки Крахвине?..

— Приехали, — сказала вдруг женщина позади.

— Разве вы не в Норусово? — удивился шофер.

— Нет, мы здесь выйдем, останови.

Тормоза заскрипели, машина остановилась. Пассажиры завозились, начали вытаскивать свои котомки и сумки, потом шофер открыл багажник, выгружали оттуда и о чем-то глухо говорили.

— Да хватит тебе! — грубо сказал мужчина с бельмом. — Торгуешься из-за каждой копейки.

Наверное, женщина расплачивалась с шофером, и, видно, теперь, когда она была на месте, ей стало жалко переплачивать лишние деньги.

— Другой раз поезжайте на автобусе, — сердито посоветовал шофер и хлопнул крышкой багажника. А когда сел на место, и они поехали, объяснил Алексею Петровичу: — Я взял с них только половину того, что на счетчике, всего три рубля, а ей показалось, что я ее ограбил! Жадюш деревенские!..

Куры шарахались из-под колес машины. На счетчике было шесть рублей и какие-то копейки, Алексей Петрович не разглядел. Все не так просто, хотелось сказать ему, относительно жадности все не так и просто… Но парень, видно, сильно был обижен, он то и дело сплевывал на дорогу и ворчал:

— Если бы не вы, я бы ткнул их носом в счетчик!..

Жадная ли была тетка Крахвине, оставившая у себя четырех чужих детей? Жадная ли была его мать, которой иной раз нечем было накормить семью?.. Жадная ли сестра Урик, у которой десятеро детей?.. Трудно достаются деревенскому жителю эти копейки, особенно трудно они доставались ихним матерям, а скудость рождает бережливость, скупость, так что относительно жадности Алексей Петрович сказать ничего не может.