В 1901 году издали закон, согласно которому все погребения должны были производиться в пределах города, и кладбища на Внешних Землях пришли в запустение. В 1950 году все они закрылись, и большинство останков перенесли в Кольму. Еще в 1909 году с лица земли стерли городское кладбище, последний приют бедняков и эмигрантов. Убрав с Ошен-Бич могильные плиты, на которые никто не предъявил права, город нашел им применение. В парке Буэна-Виста глазастый турист прочтет странные слова и даты, нацарапанные на камнях, облагородивших собой канавы. На старых фотографиях Ошен-Бич видны песчаные склоны холмов, усеянные разбросанными плитами, — это импровизированная дамба.
В 1912 году поверх старого городского кладбища началось строительство Линкольнского гольф-парка. Мы с Джейком несколько раз ходили туда играть в гольф и брали с собой Эмму — она обожала долгие прогулки по зеленым холмам. От семнадцатой лунки видны мост Голден-Гейт и устье бухты. Я часто спрашивала себя: знают ли игроки о том, что лежит у них под ногами? В 1993 году, во время реконструкции парка, обнаружили триста захоронений. Среди вещей, принадлежавших усопшим, нашли зубные протезы, четки и остатки ковбойских сапог. Это открытие заставило городские власти задуматься над участью останков одиннадцати тысяч покойников, погребенных на городском кладбище. Эти люди не значились в Кольме. Они вообще нигде не значились. Видимо, их просто забыли.
Глава 14
Линзы «Холги» — полный антипод линз объектива качественного фотоаппарата. Они сделаны из дешевого пластика и часто обладают серьезными дефектами. Результатом работы с камерой становится композиция с нечетким фокусом, который придает снимку определенное настроение и атмосферу.
Не могу вспомнить, бежала Эмма или прыгала. Пытаюсь восстановить в уме этот момент — секунду, когда она побежала прочь от меня. Почему я не попросила ее подождать, ведь видела, что она бежит слишком быстро, а расстояние между нами чересчур велико? Понимала, что снимок получится смазанным, и все-таки бездумно щелкнула затвором объектива, полагая, что это всего лишь очередной кадр. Откуда мне было знать, что, возможно, это одна из последних фотографий Эммы, сделанных мной?
И теперь не важно, сколько снимков я отпечатаю; не важно, как стану экспериментировать во время проявки, прибегая к всевозможным уловкам, добавляя освещение и контраст, — изображение все равно получится черно-белым, зернистым и расплывчатым. На переднем плане — мертвый тюлень, присыпанный песком: белый мех с черными точками, С-образный изгиб спины. Вдалеке — Эмма. Черно-белая пленка и мягкий свет сквозь туман придают всей картинке что-то загадочное, потустороннее.
Каждое фото — момент жизни, на вид — абсолютно самодостаточный, но на самом деле ему недостает многого. Не видно дыхания, царит полная неподвижность. Не запечатлен сам факт смерти тюленя. Не отображено похищение ребенка, которое произошло где-то вне поля моего зрения.
В первые дни после исчезновения Эммы я, мысленно перебирая сотни кошмарных ситуаций, рисую себе девочку, унесенную волной, вижу, как она барахтается во мраке и глотает соленую воду. Представляю тот ужас, который она испытала, уйдя под поверхность океана, но в действительности все было не так. Мы с Джейком десятки раз водили Эмму на пляж, и она никогда не подходила к воде, не касалась ее даже пальцем. То, что сказал Джейк про высокие и непредсказуемые волны, — правда; но все-таки, чтобы утонуть, девочка должна была подойти к воде очень близко. И она наверняка этого не сделала.
Глава 15
День двадцатый, одиннадцать часов вечера, разговариваю по телефону с Аннабель.
— Где ты?
— На прудах.
— Где?!
— В парке Голден-Гейт.
— С ума сошла? Это опасно.
— У меня есть баллончик.
— Что ты там делаешь?
— Полицейские сказали, что обыскали весь парк, но это невозможно. Он слишком большой.
Мы втроем однажды пришли сюда в субботу, чтобы порыбачить на мушку. Вот почему из Джейка получился такой хороший отец — он настаивает, чтобы Эмма постоянно училась чему-нибудь новому. В тот день водоемы, освещенные солнцем, походили на зеркала. Сегодня пруды окутаны туманом. Вспоминаю, как Эмма крепко держала меня за руку, стоя в нескольких шагах от воды, и спрашивала: «А тут глубоко?»