Год тумана

На покрывале у воды сидит женщина, говорит по мобильнику и наблюдает, как ее муж окунает в воду голенького хохочущего младенца.

— Вы хорошо помните лицо Эммы? — спрашивает Карл. — Оно не расплывается перед вашими глазами?

— Нет.

— А я уже начинаю забывать облик жены. Когда закрываю глаза, могу вспомнить ее прическу, цвет глаз, сережки. А целиком лица не помню. Бегу к шкафу, достаю фотографию и сразу вспоминаю, но уже через день все начинается сначала. А еще перестал слышать ее голос.

— Может быть, забвение — это нечто вроде адаптации, — говорю. — И спустя какое-то время, если мы не видим и не слышим любимого человека, его отсутствие перестанет причинять столь сильную боль.

— В одной песне Тома Петти есть строчка… — говорит Карл, осторожно отбрасывая в воду морского ежа. — Смысл такой: хорошие времена всегда помнишь чуть-чуть лучше, чем плохие.

Он откашливается и начинает напевать. Узнаю песню «Когда моя девочка вернется». Хотя помню только слова и не помню музыки, тем не менее уверена, что Карл слегка фальшивит.

Глава 43

Книги Нелл лежат на столике у кровати высокой горкой. Когда мучает бессонница, я их листаю, делаю выписки и упорно ищу способ освежить память.

В 447 году до н. э. греческий поэт Симонид проявил уникальные мнемонические способности. Это произошло случайно — на празднике, устроенном богатым горожанином по имени Скопас. На празднике Симонид прочел длинную поэму, отчасти посвященную Скопасу, а отчасти — богам Кастору и Поллуксу. Богач, не желавший делить славу с богами, отказался заплатить Симониду.

Чуть позже поэту передали, что его вызывают на улицу два молодых человека. Лишь потом Симонид понял — Кастор и Поллукс явились во плоти, чтобы спасти ему жизнь. Как только поэт покинул здание, рухнула крыша. Тела погибших оказались настолько изуродованы, что родственники Скопаса и его гостей никого не могли опознать. Симонид тем не менее сумел вспомнить, в каком порядке гости сидели за столом. Так родился знаменитый метод локализации. Он прост: представьте себе некое реальное или воображаемое место — к примеру, дом со множеством помещений и мебели, — а потом мысленно расположите объекты, которые хотите запомнить, в определенной логический последовательности. Затем идите по этому воображаемому дому и отмечайте по пути их местонахождение.

В эпоху Ренессанса Джулио Камильо из Болоньи сделал следующий шаг в этом направлении, преподнеся в подарок королю Франции нечто удивительное, названное им «театром памяти». Он заключал в себе маленькие коробочки, детали орнамента и фигурки. Камильо полагал, что, оперируя предметами и соотнося с ними различные образы и слова, можно вспомнить абсолютно все. Если верить Камильо — всякий, кто проведет два часа в «театре памяти», окажется способен рассуждать на любую тему, как Цицерон.

Ш. — человек, не умевший забывать, — никогда не слышал о Симониде и методе локализации. И все-таки, получив от врача список объектов и названий, смог предпринять мысленную прогулку по улице Горького в Москве. Совершая это воображаемое путешествие, Ш. соотносил слова и образы с определенными точками в пространстве, будь то витрины магазинов, памятники, фасады домов. Воспроизведение информации свелось всего лишь к способности вообразить определенную картину и локализовать ее. К несчастью для Ш., ему хотелось не вспомнить, а забыть.

Ночью, после прочтения о «театре памяти» Камильо, мне снится, будто я приближаюсь к огромному зданию, стоящему в чистом поле. Здание белое, без окон, с большой дверью в форме арки. Войдя, оказываюсь в запутанном лабиринте комнат, каждая из которых заполнена всяческими предметами — вазами, статуями и ящиками разного размера, сделанными из дерева, серебра и нефрита.

Медленно иду по комнатам, приподнимая и переворачивая все кувшины. Оттуда высыпаются камушки и пластмассовые бусины, буквы алфавита, смятая бумага, скрепки и булавки, обломки раковин и щепки. Вижу золотую лягушку, что прыгает от меня, едва успеваю к ней притронуться, и полусъеденный красный леденец. Открываю коробки и ищу, ищу, но нахожу только абсолютно ненужные вещи. Все они очень малы и не имеют ничего общего с Эммой. Не нахожу ключа, который ищу, и продолжаю бродить по комнатам, дабы не упустить ни единого шанса.

Когда выхожу из здания, наступает утро. Фасад залит ослепительным светом, и передо мной уже не поле, а площадь, заполненная людьми. Велосипедисты, торговцы, продавцы газет, дети, прыгающие через веревочку, мужчины в пиджаках и женщины в летних платьях. Проталкиваясь через толпу, понимаю, что сейчас должна быть в каком-то другом месте, но никак не могу вспомнить, где и зачем и кто меня там ждет.

Глава 44

День сто сорок седьмой.

— Как бы вы описали свои отношения с Эммой? — спрашивает Дебора Хейз. Дебора — ведущая утреннего ток-шоу. Ее высокие брови напоминают перевернутые галочки, так обычно дети изображают летящих птиц. Дебора известна всем кружевными воротничками, какие носят героини старых фильмов. Жесткие светлые волосы заметно удлиняют овал лица. Изо всех сил стараюсь не таращиться на нее.