Год тумана

— В «Барбари-лейн» он цитирует строчку из Оскара Уайльда: «Странно, но всех пропавших без вести, по слухам, рано или поздно видят в Сан-Франциско». Мопин выкинул самые лучшие слова: «Сан-Франциско — замечательный город, в нем сосредоточены соблазны целого света».

— Да, похоже на то.

— Сан-Франциско затягивает, — говорит Тина. — Вся проблема в этом. Ты остаешься здесь потому, что не можешь представить себе жизни где-то в другом месте. Потом, в один прекрасный день, осознаешь — прошло пять лет, а ничего еще не достигнуто.

— Тебе всего двадцать четыре. И время еще есть.

— Не так уж много. Две недели назад исполнилось двадцать пять.

— Поздравляю. Двадцать пять — отличный возраст.

Вспоминаю, что у самой в эти годы впереди был сплошной туман и недостаток ясности казался благом. Столько вариантов, столько направлений. Впрочем, подобного варианта и такого направления я себе даже не представляла.

В закусочной Тина садится за дальний столик.

— Закажи спецпредложение номер два, — советует моя новая знакомая. — Яичница, поджарка, бекон или сосиска, тост и кофе. Спецпредложение номер один — это всего-навсего оладьи, ничего особенного.

Завороженно наблюдаю за тем, как она ест: Гуфи полностью погружена в процесс поглощения пищи, как будто завтрак — самое значительное событие дня. Девушка доедает поджарку и кладет на тост два кусочка бекона.

— Не подумала насчет занятий серфингом?

— Я выросла на Юге. Холодная вода не по мне.

— На тебе же будет гидрокостюм. И вообще привыкнешь.

— А как насчет колледжа? — меняю тему. — Еще не раздумала поступать?

— Учиться на Гавайях слишком дорого.

— Университет в Сан-Франциско ничем не хуже, и плата за обучение вполне приемлемая.

— Как бы я ни любила этот город, мне все-таки хочется повидать и другие края. А ты где училась?

— В Теннесси.

— На Юге, наверное, интересно. Я там никогда не была. — Тина доедает яичницу. — А у тебя есть родственники?

— Сестра, в Северной Каролине. Мама умерла пять лет назад. С отцом вижусь редко. Он живет в Германии.

— А мой папаша нас бросил, когда мне было десять лет. Маму потеряла в двенадцать. Сменила несколько приемных семей, но сейчас, в общем, с ними не общаюсь.

— Очень жаль…

— Ничего страшного. Рано или поздно, типа, привыкаешь. Хорошо, когда много друзей, но родственники — это совсем другое. Наверное, классно иметь сестру.

— Да. Очень здорово иметь кого-то, с кем у тебя общее прошлое.

Официантка приносит счет и прерывает нас.

— Ну, пока, — говорит Тина, когда мы выходим.

— Спасибо за помощь.

Одновременно тянемся друг к другу: Гуфи хочет обнять меня на прощание, а я — поцеловать ее в щеку, так что в итоге неловко сталкиваемся.

— Не сторонись людей, — говорит она.

Глава 57

В течение следующих двух недель погружаюсь в работу. Свадьба в клубе «Олимпик», юбилей директора фирмы, открытие ресторана в Редвуд-Сити. Наблюдать за чужой жизнью через видоискатель очень приятно, это создает эффект кино — ты входишь в темный зрительный зал и погружаешься в чьи-то проблемы, видишь мир иными глазами. Когда атмосфера между родителями накалялась, мать обычно нагружала сумку шоколадными батончиками и пакетиками с соком, значительно облегчала отцовский бумажник и приказывала нам с Аннабель садиться в машину. Мы ехали в кинотеатр на бульваре Аэропорт, брали огромные порции поп-корна и смотрели фильм за фильмом. Нам было все равно, что в кинозале вечно пахнет мочой, что фильмы старые, а поп-корн — залежалый. Если постараться, можно было представить себе, будто происходящее на экране куда реальнее нашей жизни, и тогда все беды отступали. На это и похожа работа фотографа; укрывшись за объективом, я могу ненадолго забыть о содеянном и о цене такого забытья, пусть даже на пару минут.

Несколько раз в неделю Нелл приходит ко мне ужинать; мы сидим за столом на кухне и разговариваем. Однажды, за мытьем посуды, она признается, что помирилась с сыном лишь незадолго до печального исхода — в те месяцы, когда сидела у его кровати, давала пить через соломинку, меняла простыни и смотрела, как парень угасает.

— Не смогу простить саму себя, когда не желала смириться с тем, что мой сын — гей, — говорит она. — Знаю наверняка только одно: никто на свете не научит тебя быть матерью.

Соседка протягивает кофейную кружку, которую нужно сполоснуть. Кружка зеленая, с красными горошинами по краю. Подарок на день рождения от Эммы. Я присутствовала при том, как маленькая художница лично раскрашивала эту кружку в магазине на Двадцать четвертой улице.

— Может быть, в самом деле пора, — говорит Нелл.

— В каком смысле «пора»?

— Пора налаживать жизнь с Джейком. Вы любите друг друга, и до того, как все это случилось, были так счастливы вместе. Ты однажды сказала мне, что, наверное, нет другого человека, который настолько тебе подходит. Неужели готова от всего отказаться?

— Нет, конечно. Но Джейк заставляет выбирать между собой и Эммой.

Нелл кладет руки мне на плечи:

— В какой-то момент придется задуматься о себе и своей жизни. Я знаю, Эмма для тебя жива, но, возможно, ты ошибаешься.

Освобождаюсь из ее объятий и домываю посуду.