Год в Провансе

По утверждению профессора Массо, местные змеи обычно сторонятся людей и нападают, только когда их провоцируют. Но, если уж такое случилось, Массо советовал убегать зигзагами и желательно вверх по склону, потому что пришедшая в ярость змея на коротких дистанциях развивает скорость выше человеческой. Я нервно оглянулся, и Массо засмеялся:

— А можно поступать так, как делают крестьяне: исхитриться, схватить змею за голову и сжать посильнее, чтобы она открыла пасть. А потом плюйте ей туда и — бац! — она сдохла. — Он плюнул для наглядности и попал в голову одной из собак. — Но лучше всего, — продолжал Массо, — брать с собой женщину. Женщины бегают медленнее мужчин, и змея догонит ее первую. — Он отправился домой завтракать, а я осторожно продолжил прогулку и всю дорогу плевался для практики.

Пришла Пасха, и все наши тридцать вишен зацвели одновременно. С дороги казалось, что дом плывет на бело-розовом облаке, и многие проезжающие мимо останавливались, чтобы сделать фотографии. Все они норовили подойти поближе, и отпугивал их только лай наших собак. Одна компания на машине со швейцарскими номерами подъехала почти к самому дому. Я вышел, чтобы узнать, что им надо.

— У нас тут будет пикник, — объявил водитель.

— Простите, но это частный дом.

— Ничего подобного. — Он помахал картой. — Это Люберон.

— Ничего подобного, — возразил я. — Люберон вон там. — Я показал на горную цепь.

— Но я же не могу забраться туда на машине.

В конце концов он все-таки уехал, кипя праведным швейцарским возмущением и оставив глубокие следы шин на траве, которую мы пытались превратить в газон. Туристический сезон начался.

В пасхальное воскресенье маленькая деревенская парковка была забита машинами приезжих. Они бродили по узким улочкам, с интересом заглядывали в окна и фотографировались на фоне церкви. Юнец, все дни просиживавший на ступеньках рядом с 'epicerie,[82] выпрашивал у всех проходящих мимо туристов десять франков, чтобы позвонить, и выручку относил в кафе.

«Кафе-дю-Прогресс» прилагало массу усилий к тому, чтобы не показаться кому-нибудь живописным. Это был кошмарный сон дизайнера: шатающиеся, разномастные стулья, мрачная краска на стенах и туалет, который постоянно рычал и чавкал по соседству с облезлой витриной для мороженого. Владелец был грубым, а собаки — на редкость облезлыми. Единственное, чем могло похвастаться кафе, это замечательный вид, открывающийся с застекленной террасы, тоже соседствующей с туалетом. Здесь приятно было пить пиво и наблюдать за игрой света на холмах, что тянулись до самых Нижних Альп. Написанное от руки объявление запрещало выбрасывать в окна окурки, поскольку это вызывало протесты посетителей открытого ресторана, расположенного ниже. Если вы соблюдали это требование, вас никто не беспокоил. Местные жители предпочитали сидеть за стойкой бара, а терраса предназначалась для туристов. В пасхальное воскресенье на ней не оставалось ни одного свободного места.

Здесь были голландцы, любители здорового образа жизни, в тяжелых башмаках и с рюкзаками; немцы с «Лейками», увешанные сверкающей бижутерией; элегантные, презрительные парижане, тщательно изучающие свои стаканы в надежде обнаружить бактерии; один англичанин в полосатой рубашке с открытым воротом, подсчитывавший отпускные расходы на карманном калькуляторе, пока его супруга писала открытку соседям в Сюррей. Собаки бродили между столиками, выпрашивая кусочки сахара, и помешанные на гигиене парижане в ужасе шарахались от них. Звучащая из радиоприемника песня Ива Монтана без всякой надежды на успех пыталась перекричать звуки, доносящиеся из туалета, и грохот пустых стаканов в баре: местные уже допили свои pastis и потянулись домой к ланчу.

На дороге перед входом в кафе три машины сошлись в одной точке и теперь угрожающе рычали друг на друга. Если хотя бы одна из них сдала назад метров на десять, все они благополучно разъехались бы, но французский водитель считает своим моральным долгом никогда не уступать дорогу, парковаться так, чтобы его машина причиняла максимальное неудобство окружающим, и идти на обгон на слепых поворотах. Есть мнение, что за рулем опаснее всех итальянцы, но лично я бы поставил на голодного, опаздывающего к обеду француза, летящего по трассе N100.

Я поехал обратно к нам в деревню и по дороге натолкнулся на последствия только что случившейся первой аварии сезона. Старый белый «пежо» задом въехал в деревянный телеграфный столб с такой силой, что тот сломался пополам. Других машин рядом не наблюдалось, дорога была совершенно сухой и прямой как стрела. Догадаться, каким образом столб и машина пришли в соприкосновение, я не мог, как ни старался. Молодой парень, стоящий посреди дороги, задумчиво чесал в затылке.

Я спросил, не пострадал ли он.

— Со мной все в порядке, — ответил парень, — а вот машине, кажется, foutu.[83]

Я взглянул на машину и на телеграфный столб, навалившийся на нее: окончательно упасть ему мешали только натянутые провода. Столбу тоже пришел foutu.