Уже второй раз за день были упомянуты странствующие сборщики вишни — испанцы или итальянцы, работающие, по словам месье Фруктуса, за гроши, сегодня здесь — завтра там, якобы представляющие серьезную угрозу для безопасности нашего жилища. Пока они здесь, предостерег он нас, необходимо держать ухо востро. Я пообещал проявлять бдительность, как можно скорее забрать окно решеткой и провести с собаками беседу насчет злости. Удовлетворенный месье Фруктус уехал в сторону заката под вопли Брюса Спрингстина, несущиеся из стереомагнитолы.
Таинственные сборщики вишни очень нас заинтриговали. Нам не терпелось воочию увидеть этих легендарных разбойников с ловкими и нежными пальцами. Они должны были появиться вот-вот, потому что вишни совсем созрели, и мы уже вовсю их ели. Теперь мы завтракали на маленькой террасе, выходящей на восток, в двадцати шагах от согнувшегося под тяжестью плодов дерева. Пока жена варила кофе, я собирал вишни — прохладные, сочные, почти черные, они были нашим первым утренним блюдом.
Мы поняли, что кампания по сбору вишен началась, когда однажды утром услышали звуки радио, доносящиеся из какого-то места между нашим домом и дорогой. Собаки демонстративно вздыбили шерсть на загривках и отправились на разведку, а я пошел вслед за ним, ожидая увидеть банду смуглых незнакомцев с кучей криминально настроенных детей. Густая листва скрывала тела сборщиков от талии и выше. Я видел только несколько пар разнообразных ног, балансирующих на деревянных стремянках. Потом ветки раздвинулись, и ко мне склонилось круглая, как луна, загорелая физиономия, обрамленная широкими полями соломенной шляпы.
Это был Фостен, и он протягивал мне палец с висящей на нем парой ягод. Они с Анриеттой и целой кучей родственников решили собирать вишни самостоятельно, потому что приезжие сборщики, по словам Фосгена, заломили несусветные цены. Некоторые из них обнаглели настолько, что требовали по пять франков за кило. Можете себе такое представить?! Я попытался: тяжелый десятичасовой рабочий день, проведенный в попытках балансировать на неустойчивой стремянке и в борьбе со злыми фруктовыми мухами; ночной отдых в старом амбаре или в кузове грузовика — честно говоря, пять франков за килограмм не показались мне слишком щедрой платой за все эти мучения. Но Фостен негодовал. Это грабеж среди бела дня, утверждал он,
На несколько дней все вишневые сады в округе заполнились сборщиками, и как-то вечером я остановился, чтобы подвезти двух из них в Боньё. Это были студенты из Австралии, докрасна обгоревшие на солнце и покрытые пятнами вишневого сока. Всю дорогу они жаловались на усталость, длинный рабочий день, скуку и скупость французских крестьян.
— Ну, по крайней мере, вы посмотрели Францию.
— Францию?! — возмутился один из них. — Все, что я видел, — это листья, ветки и вишни.
Они возвращались в Австралию, не увозя с собой приятных воспоминаний о времени, проведенном в Провансе. Им нисколько не понравились местные жители. Они с большим подозрением относились к провансальской кухне, а от здешнего пива у них начался понос. Они совсем не восхищались видами, потому что по австралийским меркам тут не хватало простора. Парни никак не могли поверить, что я добровольно согласился здесь поселиться. Я пытался объяснить им, что привлекает нас во Франции, но мы как будто говорили о двух разных странах. Я высадил их у кафе, в котором они, несомненно, проведут вечер в тоске о родине. Это были единственные грустные австралийцы, каких я встречал в своей жизни, и меня немного расстроило, что место, которое мы так любим, вызывает у кого-то столь сильное отвращение.
Развеселил меня Бернар. Я завез в его офис в Боньё перевод письма, полученного им от одного английского клиента, и он смеялся, пока открывал мне дверь.
Его друга, а нашего архитектора Кристиана только что попросили обновить интерьер борделя в Кавайоне.